Они прибыли в Киев уже под осенними дождями, которые, вопреки ожиданиям, безжалостно зачастили в последние дни. Дорога измотала, и хотелось найти приют в теплой горнице.

Въехали в стольный град через северные ворота.

– Это одни из ворот, – сказал Ингигерде Ярослав. – Есть ещё восточные, которые выходят на спуск к устью реки Почайна, где располагается киевская гавань, и южные, за которыми на поле вне города высятся курганы старого некрополя.

А сейчас мы направляемся в город Владимира, где находится его каменный детинец. Но ты, моя ясочка, не сильно привыкай к этому дворцу. Мы обоснуемся в нем временно, так как я хочу построить Город Ярослава на том поле под Киевом, где разгромил печенегов. И в центре возведу каменный пятинефный36 крестово-купольный храм с тринадцатью главами. Центральный, самый высокий из них, будет напоминать нам о Христе – Главе церкви, а двенадцать меньших – его апостолов. И строить его приедут царьградские зодчие. А для нас с детьми построят роскошные залитые светом хоры, где мы будем находиться во время службы.

Рядом же возведу дворец белокаменный, где мы будем жить с тобой и детьми. И будет он получше отцовского.

Вскоре они въехали во Владимирский двор, по центру которого возвышался большой детинец, состоявший из множества красивых каменных зданий, которые кольцом окружали трёхнефный крестово-купольный храм Пресвятой Богородицы, прозванный в народе Десятинной церковью. Перед западным входом на двух пилонах красовались бронзовые кони.

Напротив церкви с запада стоял большой каменный дворец. Центральную его часть составляла башня, которая служила укреплением. Слева и справа от неё находились боковые стороны дворца, в которых располагались парадные и жилые помещения.

Каменная постройка с юга являлась парадным залом – гридницей. Она была даже больше, чем в детинце Ярослава в Новгороде. Помимо неё, было еще много каменных дворцовых построек, окружавших храм.

Челядь встретила их с низкими поклонами. В тереме было чисто и тепло, а в горницах весело потрескивали, вспыхивая огненными языками, поленья в очагах. Определив детей в выделенной для них детской половине и оставив с ними нянек, Ингигерда направилась в свои покои на женской половине, находившейся в высоких хоромах, которые внутри были украшены резными карнизами и расписаны разноцветными красками. Наверху вдоль кнеса37 шел гребень, золотившийся витиеватыми узорами.

Полы были покрыты восточными коврами. На большом роскошном ложе, застеленном парчовым покрывалом, высились от велика до мала вышитые подушки с кружевами.

В одном из углов висели образа, подсвеченные лампадкой, в другом стоял небольшой дубовый стол, украшенный камнями и разными пестрыми кусочками. На нём стояли два глиняных светильника, а рядом квадратное кресло, искусно облагороженное резьбой.

В малой княжеской горнице стоял больший стол, бока и ножки которого украшала богатая узорами резьба. Вокруг него расположились четырехугольные стольцы,38 на которых лежали круглые набитые пухом красные подушки, отороченные золотой тесьмой, а перед ними были поставлены для ног квадратные скамейки. Для княгини возле очага стояло деревянное разукрашенное золотом и самоцветами кресло с высокой спинкой. Как и в спальне, в углу висели образа, а на полу лежал толстый ковер.

Покои Ингигерде понравились. Они были просторнее и наряднее, нежели в Новгороде. После того, как семья устроилась на новом месте, она занялась своими привычными делами.

За две седьмицы39 до Рождества Христова родила великая княгиня двойняшек, которых нарекли Вячеславом и Игорем. Малыши были худосочные, слабенькие, и Агафья, которую Ингигерда взяла с собой в Киев, «допекала их», трижды помещая на лопате внутрь остывающей печи.