Тимофею еще не доводилось самому побывать в шкуре обреченной жертвы, реально рискующей собственной головой. Кровач зачарованно пялился в черное очко нагана. Он распадался перед громилой, как вареные макароны.

– Внимание! Всем покинуть площадь! Со стоянки не выезжать! Не выезжать! Опасно для жизни! Гражданин в малиновом пиджаке, предлагаю сдаться! Бросайте оружие!.. Даю две минуты! Стреляем на поражение!

Командир торопился выплюнуть нелепый ультиматум. Он не верил в действенность своих угроз. Бандит презрительно ощерился, выставив для Кровача золотые челюсти… Но тут силы его истощились, улыбка всмятку, он надломился в пояснице и едва не сполз под колеса машины.

Краем глаза Тимофей видел, как из новенького Сааба выползла женщина в джинсах, за нею девочка лет семи-шести. Оставив дверь машины открытой, они, пригнув головы, крадучись отползали на зады автостоянки, подальше от перестрелки.

Непонятно откуда взявшийся браток в спортивном костюме скачками подбежал к открытой двери Сааба, но нырнуть в машину не успел. Вдоль черного борта, не спеша, прошлась длинная очередь трассирующих пуль, машина загорелась. Негромким взрывом у нее оторвало капот.

Браток шарахнулся в парк, к нему на всех газах подскочил на ижевском мотоцикле сообщник в таком же точно костюме. Они ловко маневрировали среди деревьев, но пули настигли их и там. Сначала покатился по траве задний седок. Затем тяжелая пуля кинула на руль самого мотоциклиста. Мотоцикл воткнулся в тополь. Страшная сила инерции схватила парня за задницу, подняла и швырнула на дерево плашмя.

Давно следовало бы отпустить сцепление… Подмять под машину негодяя и умчаться… Ведь он круто, бесцеремонно, поворачивал кормило судьбы… Превращал зеваку в сообщника, но… Вот именно – но… Часто сглатывая слюну, Тим едва сдерживал тошноту. Бесстрашие бандита гипнотизировало его.

Бдительно вглядываясь в глаза Тимофея, громила кособоко, пошатываясь, приблизился к правой передней двери. Вот он открыл дверь… Бог мой, машина простояла почти месяц с незапертой дверью!…

Первым в салон сунулся рыжий чемодан. За ним возник револьвер, и верзила со стоном стал заталкивать в салон простреленную, негнущуюся ногу… Усевшись, наглец первым делом достал мятую пачку Примы, неторопливо закурил и прерывисто затянулся. Он так долго держал в себе затяжку, что медленный, полный блаженства выдох был почти бездымным.

По центральному проезду стоянки на одних локтях полз еще один раненый в белой рубашке с коротким рукавчиком… Господи! У смерти шалое пристрастие к белому цвету, цвету ангелов, невест и покойников…

Вот к нему подбежал и взвалил себе на плечо третий бандит… В кожаной куртке, с татуировкой на лбу.

Нет, тут же сбросил на землю… Заслал всю обойму большого пистолета по залегшим мильтонам, перезарядил и снова подхватил товарища…

"Не слишком ли вас много? – пронеслось в мозгу Тимофея. – Бросаю машину и линяю к чертовой матери"…

– Бухарик! Бухарик! Я здесь! Сюда! – окликнул незваный гость сообщников, отщелкнул окурок, выставил в разбитое окно наган и нажал гашетку. Наган промолчал…

– Грим, подожди нас!

Бухарик опустился на колено. Вот заводной! Он не хотел уходить, пока были патроны. Отдача пистолета была такой сильной, что дергалась свисавшая с плеча голова дружка… Грим тряхнул револьвер и снова вдавил спусковой крючок. И на этот раз наган смолчал… Он закурил вторую сигарету, но теперь его руки дрожали мелкой дрожью… Сощурившись, он затягивался мелко и часто.

Кровач затравлено озирался по сторонам. Стреляли со всех сторон, словно здесь все воевали против всех. Вон из-за цветущей яблони выпал подстреленный браток, кричавший Гриму – "стой козел!" Вон на носилках волокут раненых мильтонов… Не вырваться. Без Грима не вырваться…