Переводя дух, экономно посасывая солоноватую дрянь, Тимофей возлег на хвойном ложе. С каждой каплей жижицы жажда свирепела все больше. Костер выдохся и вонял нестерпимо. Не было ни сил, ни желания подбросить сушняку. Раззявившись на кострище в потустороннем свете автомобильных фар, рыжий болван щеголял своей неистребимостью
К счастью, было тепло, даже душно. Сладкий вечерний запах болотных трав немного кружил голову. Мрачное беззвездное небо придавило землю. Не будет завтра погоды. Тимофей разложил сиденья, выключил фары, заставил себя помедитировать перед сном. От чрезмерной сосредоточенности, звон в голове стал нестерпимым. Надсадный звон наполнил все вокруг, гарантируя бессонницу.
Вонь, исходившая от тлевшей кожи, в машине чувствовалась сильнее. Помноженная на бессонницу, она была чудовищна.
Как ты у меня сейчас полетишь! – пообещал Кровач вонючему чемодану. Ох, и далеко же ты полетишь, паршивец…
Тимофей не поленился встать, схватился за ручку чемодана, предвкушая, ка-а-к размахнется… И … и тут же отдернул обожженную пятерню, до крови закусив нижнюю губу… Мать твою!!! Однако очень горячий чемоданчик! В сердцах он так пнул виновника своих несчастий, что его обуглившееся дно отвалилось… По вытоптанной траве разлетелись какие-то полиэтиленовые пакетики… Дальше всех улетел в крапиву блестящий квадратный футляр…
Забравшись в машину, Кровач оглушил лес, оскорбленно хлопнув дверью, что было сил. В груди распалялось отчаяние. Каждый сустав тела, превратившегося в комок страданий, спешил напомнить о перенесенных лишениях.
Один за другим спикировало звено кровососов. Началось весеннее наступление на дураков… Кровач отшлепал себя по лбу, по щекам, по шее надавал, но один неуловимый камикадзе все не прекращал атак. В изнуряющем душу звуке нельзя было отличить металлический звон комара от звона до предела натянутых нервов. Тимофей поглубже натянул на лоб замшевую кепку и забубнил: не буду вставать! Ни за что не встану, хоть живьем съешьте!
И тут он вспомнил! Бычки! От сигарет должны остаться бычки!.. Ведь я никогда не докуривал до фильтра…
Он включил дальний свет, на карачках обшарил освещенное пространство, но не нашел ни одного окурка. Идиот, теперь ты запомнишь, как швыряться бычками…
Тимофей набросал в костер сучьев. Они дымили, но загореться не обещали. Наклонившись раздуть угольки, Тимофей оказался нос к носу с подозрительно знакомым лицом. Призрак отца американской демократии задорно рассматривал русского недотепу… Овальный портрет Франклина жизнерадостно засвидетельствовал: ну и мудак ты, приятель. Протри бельма, чем ты тут расшвырялся…
Тимофей прутиком выковырял из золы обгоревшую по краям пачку американских ассигнаций… Нет, нет, моя хваленая Госпожа Удача совсем утратила чувство юмора. Слишком дешевый трюк. Бенджамина Франклина прямо-таки развеселила встреча в русских болотах со специалистом по компьютерным сетям. Я стал добычей наваждения… Я планомерно, неотвратимо выживаю из ума…
– М-м-м! – застонал Кровач как от зубной боли. – Это уж слишком.
Вот когда стало по-настоящему страшно… Миллион вольт испуга, сверкнувшего в мозгу Кровача, не смог стравить в землю даже молниеотвод, изобретенный Франклином. Шаровая молния трусливого удивления металась в черепе, как бешеная крыса…
Полиэтиленовых пакетов, перетянутых цветными резинками, было так много! И все с долларами! Да по плечу ли тебе, бедняга, этакое богатство… Представляешь ли ты, сколько тебе останется жить, как только ты наберешься наглости сказать этой куче денег – Мое!
Костер решил облегчить участь перепуганного совка, он вспыхнул. Огонь с урчанием стал облизывать пачки заморских купюр…