И сидя в инвалидном кресле, пускал сизые кольца дыма, как когда-то на рыбалке, на которую  несколько раз, брал.

8

Ангел не улетает

В наше время с детским воровством жестко, а в Древней Спарте поощрялось. Своровать у взрослого считалось особо почетным, оттого что, по их мнению, это вырабатывало смелость. Гамлет вспоминал себя, отвинтившего зеркала у дорогой по тем временам «Волги-24-10». Так попросту, с отверточкой, пока она стояла у цирка, дожидаясь хозяина. И, самое главное, не нужны были!

Так и пылились под кроватью, пока дядя Саша не пропил. И когда отвинчивал, ничто внутри не екнуло, оттого что игра! А ведь могли посадить! И после стольких лет  снова замерцали кристаллики катафот, в которые попал пучок рискованного воровского света.

Воспоминания о воровстве взбодрили, и послеобеденная вялость улетучилась. «Воспоминания и то возбуждают, а уж сам процесс и подавно», – согласился он со спартанцами, еще раз вспоминая храброго царя Леонида и его триста непобедимых. Ворье, рэкет, парняги, бакланы! Андреналин раш!

А вспомнил в связи с детскими сражениями с соседней улицей за право считаться лучшими и самыми что ни на есть спартанскими, так как ни они, ни мы не хотели быть какими-то там крестоносцами, которых победил Александр Невский на Чудском озере. «Если мечи обрезали, то все что ли, спартанцы?» – подначивали крестоносцы с Вокзальной. «Мы на деле покажем!» – гордо отвечали мы. «По-о-окажжжиите, только болтать умеете» – дразнили вокзальные, и драка набирала обороты. Уколы заостренными деревянными мечами оставляли синяки и ссадины. Щиты не спасали. Руки немели от ударов.

Позже стали подставлять поролон. Горящие стрелы с пробкой из-под шампанского на острие, пущенные из лука, сделанного из старых лыж, накрывали войско. Когда  выглядывал из щита, случалось чиркали по лбу. Тут уж не зевай: кто что  умеет, все в ход. Крики, визги, построение свиньей, клином, легионом. Куча мала! Маршировали гордо, дрались смело. Проезжающий патруль остужал: «Ну ка рыцари! Быстро расходимся!»

«Милиц…, менты!» – проходил шепоток. Кто смелее, кричал: «Мы же играем».  В ответ: «Ну, смотрите! Через полчаса по домам! Кого найдем, заберем». «Хорошо-о-о-о» – от радости, что с нами считаются, отвечали мы.

Но заканчивалось обычно не дружно, часто слезами и почти всегда из-за вмешательства старших из хулиганской прослойки, привлеченной за одну из сторон. И это было вероломством и нарушением договоров. Бой заканчивался в пользу Ярослава Всеволодовича, приведшего Батыя против брата Юрия. Кажется так было.

Ангел тихо рос, словно никуда не спеша. Тек, как тихая лесная речка, и лишь иногда после процедур задумывался, но быстро забывал уколы, и обычно через месяц как будто не помнил своих больничных страданий и мучений,  как любой ребенок, предаваясь игре. Игра смягчала острые углы его маленькой болезненной жизни. «Мы его дублеры, или он наш?» –  гадал Гамлет.

В один из дней Гамлет остался без дохода. Его не обманули, просто изменились условия, ситуация на рынке, и он разорился, оставшись без оборотных средств. Дефолт. И каждый раз приходилось пускаться в новые предприятия, рассматривая их как жизненный опыт и новые впечатления, и новые испытания. Это надо же снова риск! А собраться с силами все трудней. Мотивация не та, да и груз накопленного опыта.

Багаж, который, казалось, мог пригодиться, на самом деле тянул назад и заключался в страхе перед людьми доморощенного вороватого бизнеса. Опасался коварства, тем более что рядом уже не было Андрея и все приходилось решать самому. Но волков бояться. Особенно после рождения Ангела  мучительно привыкал к тяжести пребывания наедине со своим вроде как поражением, но так и не мог привыкнуть, разбавляя одиночество футболом, купанием, обществом случайных и неслучайных собутыльников, книгами, разной неденежной работой и стараясь не слышать все более крепнущих укоров жены.