– Конечно, садитесь.

– Вы не могли бы мне кое-что подсказать, никак не могу уловить суть, – продолжал молодой человек разговор. – Понимаете, я здесь недавно.

– Это видно, – чуть улыбнулась я, поймав себя на том, что смотрю на его боты, по дизайну недалеко ушедшие от лаптей.

Незнакомец удивленно поднял брови.

– Эй, – раздался с противоположного конца аллеи зычный голос дворника Семена Сергеича, – чего тут расселись?

Дворник, размахивая метлой, двинулся к ним. Я взглянула на парня, его лицо изменилось, напряглись скулы, взгляд стал холодным и жестким. Ни говоря больше ни слова, он встал и выбежал из сквера. Я переводила взгляд с дворника на парня, пытаясь понять, что за очередная странность со мной происходит.

– Семен Сергеич, вы чего людей пугаете? – стараясь не улыбаться, спросила я подошедшего дворника.

– Ты что, с ним разговаривала? – он оперся на метлу и уставился на меня.

– Это допрос? Он пытался. Пока вы не появились. А что вы так всполошились? Одет, конечно, по-бомжатски, но ведь ничего не сделал, а вы его метлой гнать.

Дворник пронизывал меня взглядом, будто пытался понять, вру я или нет:

– Мало ли таких ходит, наркотики могут продавать. Подсадят тебя на иглу и все. Знаешь, что женская наркомания не лечится? Не хватало еще, чтобы ты от рук отбилась.

– Да что вы все ко мне пристали? Думаете все обо мне знаете? То в дворники, но в наркоманки записываете! Я и так иду на правильную работу, в банке буду работать, а не как остальные – в Макдональдсе.

– Хорошая ты девка, Ангелина, только безалаберная. Люди на таких престижных профессиях, как ты говоришь, наркоманами и становятся. А знаешь почему? Потому что делают все ради денег, а не для души. Когда работа идет не от души – душа ломается. А у вас, у молодежи, есть мечта? Сидишь целыми днями дома, за своим компуктером и по клавишам цык-цык, – руками он поцокал по невидимой клавиатуре, – и света белого не видишь. Мы вот в детстве бегали весь день на улице, в Чапая играли, по деревьям лазали, я один раз навернулся так, что даже шрам остался. Хочешь покажу?

Семен Сергеич стал задирать рукав. Я подобрала наушники и быстро поднялась со скамейки.

– Спасибо, видела я уже ваш шрам, показывали.

– Неужто показывал? Ох, запамятовал. Ну это ладно, ты мне про себя лучше расскажи, что нового в институте, у матери? Работу получила?

Я убрала телефон в карман и скрутила наушники.

– Да ничего. Скоро защита диплома, потом получу должность и буду работать в банке. У мамы все хорошо, она картины пишет. Вроде, покупают.

– Картины? Вроде бы она недавно в журнале в каком-то работала? «Мир животных», кажется.

– «Животный мир». Сказала, что это скучно, и начальников слишком много, мешают работать. Теперь рисует картины и продает через сайты. Неплохо получается, картины покупают.

– Ну и хорошо. Мастерица она у тебя на все руки. И одним занимается, и другим. Остановилась бы только на чем-нибудь, а то прыгает как егоза, от одной работы к другой. И ты смотри, закончишь институт – думай о работе правильно. Надо оно тебе – в банку эту идти? Звезд, поди, с неба не хватаешь. Машка жалуется, что сдачу постоянно не так считаешь. Давай ко мне в помощники, работа не плохая, мети себе, пыль выгоняй, делай мир чище.

Я усмехнулась и обошла дворника, проходя дальше по аллее.

– Нет уж, спасибо. Это как-нибудь без меня. В дворники я не пойду.

– Ну как хошь, – проговорил Семен Сергеич мне вслед, – смотри, матери одной вас двоих тянуть не по силам будет. Как отец твой ушел …

– Спасибо, работа мне не требуется, – оборвала я его и побежала по аллее, в два шага оказавшись у подъезда. Нажала три стертые цифры на двери, с силой потянула за железную ручку. Холод подъезда заставил поежиться и поторопиться, взбегая на пятый этаж хрущевки. Уже подходя к двери квартиры, я точно знала, что дома меня ждут плюшки с корицей, фирменное мамино блюдо.