— Все, что хочешь, — уже бурчу полусонно.

— Тогда отпусти меня, — упирается ладонями, но я давлю на поясницу, спрашиваю гортанно и с подозрением:

— А ты не сбежишь?

Она тяжело вздыхает и качает головой.

— Нет.

— Клянись жизнью наших будущих детей, — прижимаю я ее еще крепче, почти впадая в беспамятство от ее крика:

— Руслан! Ну кто так говорит!

— Клянись!

— Хорошо. Хорошо! Клянусь жизнью наших будущих детей, — расслабляется Кристина и я про себя улыбаюсь.

Повоюем еще. Но никуда ей от меня не деться.

Отпускаю, но не даю сделать и шага. Хватаю за запястье и дергаю к своему лицу.

— Ты поклялась. За нарушение клятвы у моего народа знаешь, что?

— Я никуда не уйду, — шепчет она, быстро приглаживает мои уже влажные от пота волосы, и я в блаженстве прикрываю глаза.

Мне кажется слышу сквозь сон какую-то ерунду, типа:

— Пока ты не выздоровеешь.

18. Глава 17

С утра морщусь от горелого запаха, переворачиваюсь на спину и смотрю на обшарпанный потолок.

И что она забыла в этой богом забытой дыре?

Сейчас бы домой, в уютною постельку и Кристину под бочок.

Ножки стройные белые раздвинуть и вклиниться членом, что встал как кол в ожидании, когда его обслужат.

Слышу топот босых ног и поворачиваю голову. Кристина с подносом.

Стоит, не двигается и нахмурено смотрит куда-то в сторону, не в глаза, а ниже. Слежу за ее взглядом и усмехаюсь.

— Утренний стояк. Тебе часто придется сталкиваться с этой проблемой.

Она опускает взгляд на поднос, на котором стоит тарелка и издает весьма неаппетитный, запах.

Не то, чтобы меня это расстраивает, я любое дерьмо после детского дома съесть смогу. Но могла бы хоть постараться.

Во мне ещё свежа обида из-за того, что она меня кинуть хотела. И вот, что с ней за это сделать нужно, даже не знаю.

Разве что высосать как яд. Это интересно…

— Эта проблема решается седативными, что тебе кололи. А то все медсестры сбегались посмотреть на твою башню, — ставит она поднос на столик рядом с диваном и как будто забывает о моей «проблеме».

— Ревновала? — играю бровями, но она даже в лице не изменилась. Наливая из графина в стакан ягодный кисель.

С детства его не люблю, но с ее рук, кажется, что угодно взять готов.

— Меня волновало, чтобы встал ты, а не твои половые органы, — бурчит она и торжественно вручает мне ложку. — Ешь. Тебе надо скорее поправиться.

С ложки перевожу взгляд на ее чуть подсохшие губы, которые она сжимает.

Я бы мог их увлажнить. Язык в сладкий ротик пропихнуть.

Но все портит запах.

— Из чего каша?

— Овсяная, — отвечает она будничным тоном. — Хорошо для пищеварения.

Я, конечно, голодный, как зверь, но вот это выглядит не съедобно.

А фрукты, овощи. Мясо где? Я не с каш такие мышцы набрал.

— А сожгла ее ты тоже для моего пищеварения? — беру тарелку и принюхиваюсь. Вроде не все так плохо.

А Кристина возмущенно сопит.

— Ты всегда можешь вернуться в больницу, где тебе готовят повара.

Черт, кажется, обидел, но я же не хотел.

Но не этой же непонятной жижей меня кормить.

— Но ты женщина. А я твой мужчина. Значит…

— Ничего это не значит! — вскакивает она и хочет сказать что-то еще, но резко успокаивается и отходит к окну. В даль смотрит на небо предгрозовое. — Ешь, иначе вколю глюкозу.

И я, как хороший мальчик, следую ее приказу, пробую на вкус, понимаю, что зря наехал на девушку, это вполне себе сносно.

Просто проснулся не в настроении вот и все. От того, что идёт все не так, как я предполагал. От того, что Кристина упрямится и бежать от меня хочет.

К такому я был не готов. И это меня крайне расстраивает.

Я же ничего плохого ей не сделал, только как лучше хочу.

— Почему тебя не было рядом, когда я очнулся? Не думал, что ты трусиха, — поднимаю я вчерашнюю тему.