— А твое сидение возле моей кровати и признания в любви были специальной терапией? — вбиваю кулак над ее головой, на что она дергается, и я ослабляю хватку. Надо помнить, что она тоже пострадала. Может у нее, как это…

Посттравматический стресс.

— Я не признавалась тебе в любви, — снова выговаривает она, продолжая сжимать ручку своей небольшой клетчатой сумки.

Да что происходит?! Что за стеснения?!

— А я слышал другое, — приближаю свое лицо к ее резко побледневшему... Кончиками пальцев веду по полупрозрачной коже. Ниже, по шее. Почти целую. – Слышал, как ты просила меня вернуться. Так вот он я, мой Ангел. Бери меня всего, или сейчас возьму тебя.

Вдруг чувствую острую боль в голени и валюсь на бок. Что за…

— Вот видишь, как тебе плохо. Надо в больницу.

— Ты ударила меня?! — держусь рукой за стену, рассматривая ее лицо, и снова эта плутовка убежать пытается.

Делаю усилие. Хватаю ключи и чуть отталкиваю ее в сторону.

— Руслан! У меня автобус!

Мне даже нравится, как она ругается, как хмурит брови и поджимает губы, и взгляд становится строгим. Но лицо все такое же невинное, как и она сама.

— А меня чуть не убили! И ты сама сказала, что мне нужно в больницу.

— Ну, а при чем тут я. Садись в машину и езжай!

Охренеть. Просто ебануться.

Кажется, только сейчас начинаю понимать, что есть проблема.

Нет озорного взгляда и стеснительной улыбки.

Глаза потухшие, напоминают мутное стекло.

Что могло измениться за эти три месяца? Или может у неё кто-то появился.

Ох, сука. Лучше не думать об этом. Иначе кто-то может пострадать.

— Ты себе хахаля завела, пока я в коме валялся?

— Что?! — охает она. — Нет, конечно…

— А почему уезжать собралась?

— Потому что… — она подбирает слова, но плечи опускаются. — Потому что я свою работу закончила. Ты очнулся.

— То есть я был для тебя только работой? — хочу ее к себе прижать, чтобы поняла, что последнее, что нас связывает, это служебные обязанности. Но меня ведет в сторону, и она со вскриком поддерживает мою тяжелую тушу.

— Ты как большой и глупый ребенок. Чего тебе в больнице не лежалось, — спрашивает Кристина и ведет меня к дивану, хочет положить.

А вот и нет, моя девочка. Я ее в охапку и падаю вместе с ней, чуть отпружиниваю. Прижимаю, а она начинает дергаться. Вырывается так яростно, как в тот первый день.

— Да угомонись ты, я не в том состоянии, чтобы трахаться, — шепчу ей в волосы и голову к груди прижимаю, чувствуя, как отчаянно бьется в груди ее сердце.

— Руслан, тебе надо в больницу, — гнусавит она, всхлипывая. — Тебе рано передвигаться.

— Ты права.

— Вызвать скорую? — радуется она как ребенок, поднимая голову, а я рассматриваю слезинки на ее ресницах. Черных, как смоль. — Я мигом.

— Ты сама сказала, передвигаться мне нельзя, так что я останусь здесь, а ты закончишь начатое, — говорю это все с трудом, а Кристину трясти начинает. — Доведешь мое выздоровление до конца.

— Руслан, но я не…

— Тихо! Ты и так взбесила меня своим трусливым побегом. Ключ от квартиры останется у меня. Если сбежишь, найду и беременной сделаю. Твое согласие будет последним, о чем я спрошу. Поняла? — говорю последнее уже агрессивно. Злюсь, хоть и понимаю, что буду уродом, если причиню ей вред. И так натерпелась.

Вдруг замечаю ее взгляд.

Кристина рассматривает мое лицо с долей волнения. Прикладывает руку ко лбу, чуть охлаждая его.

— Ну вот, теперь у тебя температура. Давай… — волнуется, дурочка, но меня уже колотит. Надо поспать. Завтра будем разбираться.

— Давай, ты помолчишь и дашь мужику поспать.

— Но сначала ты выпьешь антибиотики, — заявляет она и начинает по мне елозить.

Но замечает последствия и замирает.