– Не дорого хоть я тут наела? – покраснев, поинтересовалась Анфиса с перепачканными от обожаемого шоколада губами.

– Не бери в голову, это ярмарка, тут всегда всё дороже, чем полагается. В Империи сейчас всё довольно неплохо с экономикой: везут много угля – дешевеют дрова. Потом к зиме начнут дорожать дрова, станет дешевле уголь, накопившийся с избытком. Так и крутится всё это. Конечно, я упрощённо, не только на них двоих всё держится. Но опять же, зимой мясом и соленьями торгуют, а летом фрукты да ягоды поспевают, круговорот товаров. Что-то сезонное – подешевле, когда в избытке, а потом всё дорожает или вовсе исчезает.

– Да уж, осенью свежей вишни не поешь, – согласилась девочка. – А засахаренная есть, варенье есть, компоты с ягодами есть.

– И всем обильно торгуют, кто чем запасся на продажу. Не прав твой… кто там? Что народ плохо живёт, – размышлял Альберт. – Кто хочет, тот ходит сейчас по грибы, по ягоды, травы вон собирает, чтобы посушить. Огороды свои возделывают. Видала, сколько в одном огурце или помидоре семечек? Скупаешь себе один перезрелый или даже просишь бесплатно отдать, сажаешь себе целую грядку! Даже не пойму, откуда бедняки и попрошайки берутся. Разве ж можно у нас здесь оголодать? Трудись и возделывай, будет тебе счастье! Слава Империи!

– Слава императору! – подхватила и дополнила Анфиса. – Ну, просто ты же ещё и цепочку мне купил, – прикоснулась она к блестящему изделию на шее пальчиками.

– Купил, значит, были на то деньги. Не переживай, не обеднеем, – заверял её отец, погладив по голове. – Веселись и развлекайся, детство одно, а вырасти ты всегда успеешь.

– Ты же думал, это будет прощальным напутственным подарком, да? Перед моей поездкой в Академию? – Навернулись на малахитовые юные глаза капельки слёз.

– Я купил её в поездке, там золото по другим ценам, чем у нас, не растратил всё фамильное состояние, не волнуйся. Купил, потому что мы давно не виделись, купил для тебя, тем более тут праздник и ярмарка. Хотел порадовать, чтобы у тебя был крест на золотой цепочке, а вовсе не для каких-то там памятных напутствий в дорогу. Тем более чего там напутствовать, если архиепископ прикажет перебраться в столицу. Всё равно б вместе там жили, – ответил дочери Альберт.

– Купили бы своего грифона! – мечтательно проговорила Анфиса.

– Вот на эту покупку и его содержание и вправду стоило бы тогда поднакопить и хорошенько затянуть пояса, – усмехнулся нунций.

Кругом становилось всё веселее. Музыканты брались за инструменты, ударяли по струнам. Начинали греметь лютни и дудочки. Народ распевался. Женщины затягивали песни. Обрядовые – на тёплое лето без засухи и хороший урожай. И судейные, в потешной форме высмеивающие тех, кто за год чем-либо провинился: был на лжи серьёзной пойман, долг не отдаёт, денег заняв, опозорен как-то был или деяние нехорошее совершил. Не слишком серьёзное, чтобы это можно было в шуточной форме преподнести на общественное осуждение да напомнить, чтобы больше неповадно было преступничать.

Крестьянские мальчишки из многодетных небогатых семей с удовольствием уплетали бесплатные угощения, а также выпрашивали мелких монеток на те сладости, которые были выставлены на прилавках на продажу. С протянутой рукой сидел и один деревенский оборванец в помятой широкой шляпе и бурых лохмотьях.

Это был местный рыбак, предпочитающий сидеть на берегу, когда все работают в поле. И, судя по его виду, улов его был обычно не слишком удачным, но на выпивку, судя по расходящемуся от него запаху, явно хватало. И он уже с раннего утра успел пригубить чего-то крепкого и пенного. А теперь подпевал музыкантам, усевшись на земле и просил милостыню.