– Спустись, я подъехал.

– Так может, вы подни… – но в трубке уже пищал отбой.

У подъезда стояли четыре машины. Губкин кинулся к Анечке. Он был возбуждён, почти невменяем. Схватив за руки, он потянул её к группе людей, приехавших с ним.

– Сейчас я тебя со всеми познакомлю! Это моя жена, а это внучка, – представил он Анечке невысокую усталую женщину с годовалой девочкой на руках, – поцелуй внученьку!

Это показалось Анечке странным. Она вообще не любила целовать посторонних детей, но отнесла это к экстравагантности Губкина. Она поцеловала уворачивающуюся внучку, пожала руку жене. На этом тоже настоял Губкин.

– А это моя дочь и её муж, кстати, тоже доктор! А это сын Александр, он кардиолог. А это моя сестра и её детки.

Анечка была вынуждена пожать всем руки, перецеловать всех детей. Она отметила, что взрослые переглядываются за спиной у Губкина, а когда он рядом, стараются придвинуться к ней поближе, приобнять за плечи, взять под руку. Подъехало ещё две машины. Среди приехавших Анечка узнала медсестру Губкина и девушку из регистратуры. Наконец, она смогла отвести врача в сторонку.

– Что всё это значит? Объясните сейчас же!

– Если бы я мог доказать свои предположения! Полтора года – так мало! Боюсь, что я не успел, – доктор забормотал что-то несуразное, – я не могу объяснить. Считай, что это интуиция, больше ничего. Ты – жизнь. Ты – иммунитет! Иди к людям, которые тебе дороги! Поцелуй их детей. Успей увидеть тех, с кем давно не встречалась. Сегодня. Или завтра. Нет, завтра, возможно, будет поздно, – у Губкина задрожали руки, его мясистое лицо побагровело, в глазах стояли слезы, – прости меня. Я боялся, что меня примут за сумасшедшего. Но, к сожалению, я прав! Никто не хотел меня слушать, но теперь – всё! Я прав!

Губкин говорил ещё что-то столь же непонятное, даже плакал, и Анечка решила, что он свихнулся окончательно. Однако поведение остальных людей настораживало. Они явно тоже были не в себе. Сын Александр, взяв отца за плечи, осторожно усадил его в машину.

Попрощавшись и снова пожав все протянутые руки, Анечка поднялась к себе. Дети были уже дома. Они уплетали бабушкин пирог.

– А суп! – возмутилась Анечка, забыв даже про сцену у подъезда.

– Не-е-ет! – хором закричали дети. Невзирая на бурный протест, она налила всем по тарелке. Через пару минут суп был съеден. И чего было кричать?

Когда она лежала в кровати и пыталась уснуть, из головы не шли слова Губкина. Найди тех, кто дорог, поцелуй их детей! Что это значит? За что он просил прощения? Я что – серьёзно больна, и он ничем не может мне помочь? Или это он болен на всю голову? Что знают все эти люди? И если я больна, зачем им со мной знакомиться, зачем они детей своих привезли? Что же такое с Валиными родителями? Почему завтра будет поздно? Ну не конец же света наступит… Но Анечка так устала, что сон быстро сморил её.

Анечка боялась всего подряд, но конца света она совершенно не боялась. Как раз приближалась дата конца летоисчисления, предсказанная индейцами майя. Их календарь отсчитывал землянам ещё несколько месяцев. А что потом? В СМИ просто вакханалия началась. В изданиях разных мастей только ленивый редактор не помещал материалов на эту тему. Сколько газеток и журнальчиков, полных самых ужасных прогнозов, прочитала Анечка, сидя у кабинета Губкина с очередным пакетом анализов! Читала, чтобы не бояться. Не бояться того, что скажет Губкин. Она совершенно не доверяла «доброму доктору». Каждый раз он уверял её в том, что она абсолютно здорова, но при этом выглядел так озабоченно, а порой даже ошарашенно, что вернувшись домой, Анечка не могла успокоиться целую неделю. Она была уверена, что доктор чего-то не договаривает и уж в следующий раз точно огласит какой-то страшный диагноз.