Главный редактор, узнав о готовящейся встрече с неким Раулем, в восторг, мягко говоря, не пришел. Журналисты, предвидя такую реакцию, подумывали, а не скрыть ли это дело, но не рискнули: было бы еще хуже. Главный же и впрямь разбушевался. Вообще-то он – не любитель переходить на крик, но тут не сдержался. А когда покончил с образными выражениями, задал своим подчиненным очень простой вопрос: «Вы хоть понимаете, что натворили?» Но хотя вопрос и был простым, ответить на него было сложновато. Потому что, с одной стороны, журналисты, конечно, всё понимали, но с другой, уж очень не хотели признавать ошибкой свое стремление ухватить за кончик ниточку в клубке запутанных событий. «Отпустить вас одних я не могу, – между тем, говорил Главный. – „Дрова“! Это же надо – „Дрова“. А почему не бюро ритуальных услуг? Согласен, если Рауль – тот самый водитель, он – не убийца. Но что мы знаем о двух других? Почему вы решили, что их не будет на встрече? Потому что Рауль так сказал? А если он сам – жертва? А если его выслеживают? Нет, как хотите, но отпустить вас одних я не могу. Но как же вас не отпустить одних, если вы согласились на условие, что полиции не будет? Что вы вообще ни о чем в полицию не сообщите? Признайтесь как на духу: вы ополоумели, да? Когда это мы действовали на свой страх и риск? В обход полиции и других официальных структур? Мы что – частное детективное агентство? Мы никогда не лезли поперек следствия и никогда ничего ни от кого не скрывали. Наша сила не в том, что мы готовы докапываться до истины, когда это того стоит или может помочь людям. Наша сила в том, что мы опираемся на оказываемое нам доверие, в том числе и на то доверие, которое нам оказывают полиция и прокуратура. Если мы начнем своевольничать, утаивать известное нам – пиши пропало. Нас в жизни больше ни к чему не подпустят. Отовсюду вытолкают взашей. Мы превратимся в желтый листок, питающийся не фактами, а сплетнями! Я уже молчу о том, что мы сами превратимся в преступников, потому что только преступники скрытничают и бегают от полиции. Хорошенькую свинью вы мне подложили! (Hicisteis una grande marranada para mí). Что я должен делать?»

Очевидно, вопрос носил риторический характер, поэтому журналисты промолчали. А Главный поерзал в кресле, поерзал, взялся за телефон, но тут же его отложил. Еще поерзал, встал из кресла и прошелся по кабинету. Журналисты терпеливо ожидали решения. Они понимали, что вышли за рамки дозволенного, но все же надеялись на то, что Главный сумеет найти выход. А тот подошел к окну и мрачно воззрился на суету за ним. Шел дождь. На узких тротуарах узкой улицы – как-никак, исторический центр! – развернулась настоящая битва зонтов. Эти зонты цеплялись друг за друга, отталкивались, временами, сцепившись, выворачивали друг друга спицами наружу, и всё это под энергичные восклицания своих владельцев и владелиц. А между покрытыми взбесившимися зонтами тротуарами изображала жизнь проезжая часть. На самом-то деле проезжая часть была мертва, но прикидывалась живой: застывшие в пробке автомобили сигналили, расцвечивались огоньками стоп-фар, взмахивали дворниками, сметая со стекол дождевую воду. Иногда, нужно признать, получалось удачно. Вот старенький «Уно» с единственным дворником через стекло смахнул воду так, что она водопадом обрушилась на соседнюю машину, и та возмущенно загудела. А вот темно-серый «Ярис», стоящий вплотную к тротуару, обдал брызгами из-под дворников кого-то под симпатичным вишневым зонтом, и этот кто-то, оказавшийся молоденькой девушкой, немедленно закрыл зонт и принялся лупить им по зеркалу «Яриса».