По взмаху руки Маша вышла из кухни, и только начала вслушиваться в монолог странного сиреневого человека, как на кухне зашипела возмущённая плита: вскипевшее молоко нашло себе путь на свободу и пенной волной перелилось на раскалённую плиту.

Маша спасла плиту и кашу, переставив кастрюльку на деревянную подставку, а затем вернулась к в комнату – и застыла.

Между ней и Гектором, к которому наконец-то вернулась Формула-1, висел в десятке сантиметров от пола сиреневый мужчина – абсолютно обнажённый. Впрочем, это даже не показалось Маше неприличным. Гектор не видел его – мужчина появился за его спиной тихо, будто облачко.

Маша и сиреневый человек один миг смотрели друг на друга, а затем просто пропали.

Гектор сиреневого человека даже не заметил.

В новом пространстве Маша очутилась уже одна. Она висела посреди беконечной пустоты космического пространства. Маша огляделась: вокруг не было ни звёзд, ни планет, ни солнц. Однако дышать Маше было легко, температура окружения была комфортной, она свободно могла двигать руками и ногами – разве что непонятно было, движется её носитель куда-то или нет: точки отсчёта движения отсутствовали.

Что это был за странный сиреневый человек? Куда он исчез? Что это за место? Как ей попасть обратно? Что от неё хотят?

– Отвечу пока на твой последний вопрос, – вдруг раздался голос в голове, и в паре метров перед ней появился точно так же висящий в пространстве человек – мужчина на вид лет тридцати, гладко выбритый, с светлыми волосами, зачёсанными назад.

Он был ей незнаком, однако выглядел так же, как многие другие жители Федерации. Одет он был в эластичные белые шорты до колен и такую же белую футболку.

Мужчина легко постучал пальцем себе по лбу:

– Мне нужно то, что у тебя вот здесь, дорогая моя.

– Кто Вы? – Маша не поняла его жеста, но решила вернуться к этому вопросу позже.

– Прошу прощения, дорогая. За тринадцать миллиардов лет в мире, где ни у кого и ни у чего нет имён, я растерял все свои манеры. Давайте назовём меня, допустим… Инженер. Да, Инженер. Какое сладкое, ласкающее разум, старое слово… Я давно не вспоминал о нём. Называйте меня так. Имя моё труднопроизносимо – если Вы не говорите, конечно, на брахуа, лингорском или языках Сквоши.

Что-то задели в разуме Маши его слова – но что? Инженер? Манеры?

И вдруг, как Солнце над горизонтом, в её разуме взошло слово: «лингорский».

– Леттуа Гири, – вскрикнула она голосом, забыв, что общение идёт на уровне мысли, – Я говорила на лингорском языке, когда была частью Леттуа Гири! Откуда же Вам известно о лингорском?

– Да Вы догадливы, моя дорогая, – похвалил её Инженер, – но об этом позже. Так вот, дорогая, Вы отдадите мне это сами или же мне придётся забирать необходимое силой?

– Да о чём мы вообще говорим?! – не сдержала Маша раздражённой мысли.

На лице Инженера на миг появилось недоумённое выражение, но он сразу же хлопнул себя ладонью по лбу.

– Вот я растяпа! Я совсем забыл, что вы на этой планете неспособны к вовлечению. Я сейчас объясню. Вы уникальный человек, девушка. Вы единственная выжившая и одновременно пережившая весь опыт распада Вселенной, который произойдёт через сорок восемь тысяч лет. У Вас в разуме висит огромный ком бесконечной боли, который мне очень нужен. Ни у кого другого такого нет, так что не обессудьте.

– Не отдам я Вам ничего из моего разума, – возмутилась Маша, – Да и какое право Вы имеете без моего согласия переносить меня сюда и угрожать вмешательством в мой разум? Я требую, чтобы Вы вернули меня обратно!

– Требуйте, – спокойно кивнул Инженер, – но это впустую. Ваши права мне безразличны. Я возьму то, что хочу, хотите Вы того или нет. Раз согласия нет – возьму силой.