Зная также из «Положения», что и производство в классные военные топографы зависит от наличия вакансий в Корпусе, Пастухов все же надеялся на свое терпение выждать таковую, тем более что, сдав экзамены и будучи зачислен кандидатом, он мог получить к содержанию унтер-офицера еще 60 рублей в год, на которые можно будет существовать.
Каким бы его положение ни было, но оно определилось, и необходимость в новых решительных действиях потребовала от него собранности и спокойствия.
При докладе секретарь военно-топографического отдела Главного штаба обратил внимание начальника отдела на рапорт унтер-офицера Пастухова и коротко доложил об обстоятельствах дела. Генерал Э. И. Форш распорядился об удовлетворении просьбы и просил в случае необходимости напомнить ему о нем.
Лежа на жесткой полке вагона, Андрей теперь мог долгие дни и ночи обдумывать свое положение. Бездействие не угнетало его, а было необходимой передышкой в борьбе за определение своего места в жизни, от которой он, признаться, здорово устал.
Отрадно, что скоро он увидит Кавказ, но не в таком положении Андрей мечтал встречаться с ним, отчего настроение было не из лучших.
«Уснуть бы так крепко, чтобы проснуться во Владикавказе», – думал он, но сна не было, и ночами, пытаясь отдохнуть от дум, он до боли в глазах всматривался в густую осеннюю темноту ночи, пытаясь угадать проносящийся мимо пейзаж, но без какого-либо желания быть там сейчас.
Андрей немного оживился, когда прямо из ночи поезд вырвался на равнины родной Харьковщины. Ему так захотелось домой, посмотреть на родных, встретиться с друзьями детства, снова побродить по столь дорогим местам тех лет. От нахлынувших воспоминаний плотный комок подступал к горлу, слезы застилали глаза, и он не пытался их вытирать, они ему сейчас были нужны, он только прикрылся полой шинели и так долго лежал с мыслями о Деркуле, отрешившись от всего, что было вокруг него.
Ранним утром 8 октября 1881 года Андрей впервые увидел горы. За невысоким серо-коричневым увалом в сизой дымке просматривались очертания отдельных вершин. Это было Пятигорье.
Вспомнились стихи Лермонтова, захотелось посмотреть на воспетые поэтом красоты этих мест, но ни возможности, ни настроения для встречи с любимым поэтом не было, Андрей мечтал предстать перед Лермонтовым чистым до глубин своей души. Он надеялся, что такое время еще настанет.
С таким же чувством, как-то стыдливо, миновал он легендарные Владикавказ и ущелье Терека, и в скором времени колымага, на которой он ехал из Владикавказа, уже громыхала по узким улочкам старого Тифлиса.
Начальник военно-топографического отдела штаба Кавказского военного округа генерал Стебницкий соизволил лично принять вновь прибывшего унтер-офицера, он считал необходимым узнать о человеке не из бумаг, а из бесед с глазу на глаз, такой был у него принцип.
– Как добрались и как устроились? – сразу же спросил Иероним Иванович Пастухова, как только тот доложил о прибытии для прохождения службы.
До сих пор Андрею еще ни разу не приходилось вот так, лично беседовать с генералами, он считал, что они не могут снизойти до такого простого разговора с каким-то унтером. Поэтому от волнения он не сразу уловил суть вопроса Стебницкого и несколько замешкался с ответом.
– Доехал хорошо, ваше превосходительство, – наконец ответил он, несколько осмелев от того, что генерал, поняв его смущение, выждал, когда он обретет нужное спокойствие и проникнется доверием к своему новому начальнику.
– А ехали к нам в захолустье из столицы с охотой или без оной? – продолжал разговор Иероним Иванович и предложил, указав глазами на стул, стоящий у стола: – Да вы садитесь!