Ирлан танцевать не стал. Их учили по-другому. Уклон, захват запястья, вывих до болезненного стона – хорошо, когда у тебя руки длиннее – звон выпавшей стали и удар с ноги, отправивший противника в угол двора. Славно так пропахал задницей по пыли и затих.
Зато пришел в себя второй и с криком: – А-а-а-ть, ринулся в атаку. Видно сильно прилетело по голове болезному, потому как атаковал по прямой, и некоторое время Ирлан просто уклонялся, пока его не отвлек скрип двери.
– Жарк, не вмешивайся, – приказал. Но это был не Жарк.
Молчаливой кошкой на спину мужчине кинулась девчонка. Умело обхватила ногами, ногтями вцепляясь в лицо. Нападавший закрутился, от боли выпустив нож. Ирлан улучил момент, пробил прямой в солнечное сплетение. Мужчина хрюкнул, согнулся, потом начал заваливаться набок, а девчонка с писком внезапно исчезла с его спины.
Ирлан обогнул завалившегося мужика и замер, наткнувшись на рычание двух дерхов. Третий сжимал в зубах край рубашки сидящей на земле девчонки и тоже рычал, только глуше.
– Вон со двора, супостаты! – знакомый голос взревел на аргосском, следом раздались подряд два громких выстрела. Двор заволокло пороховым дымом.
Ирлан дисциплинированно рухнул рядом с троглодкой, а ту повалил на землю один из дерхов. Жарклан был не слишком хорошим стрелком, и им повезло, что ему хватило время зарядить только два пистолета.
– Господин?
– Все хорошо, Жарклан, мы целы, – кашляя и отмахиваясь от едкого дыма, крикнул Ирлан. Надо будет намекнуть слуге, что стрелять ночью во дворе, где свои же – не лучшая идея. Пусть тогда уж в воздух палит. Безопаснее и действенней.
Когда дым рассеялся, выяснилось, что во дворе остались лишь свои. Нападавшие даже ножи ухитрились подобрать, а в ворота уже ломилась городская стража.
4. Четвертая
Стража была сурова, маскируя под суровостью страх. И руки крепче, чем следовало сжимали рукояти сабель, глаза настороженно ощупывали окрестности, ноги же были готовы в любой момент отреагировать на угрозу и унести хозяев подальше.
Но упрекать стражу в трусости не стоило. Просто за те гроши, что им платил салгас, рисковать своей задницей мог лишь идиот, ну или начальник – он старший, ему по должности положено задавать вопросы и быть первым, кому прилетало в морду.
– Поймите, многоуважаемый господин Тя… гм, Ти…
Имя чужака не хотело ложиться на язык, и это выводило командира отряда из себя.
– Тырнгаев, – проговорил, сдерживая насмешку, Ирлан. Его родовое имя было практически оружием, ломая местным языки.
– Господин посол, – вышел из положения бальярец, используя известную хитрость прибавления статуса собеседнику. Был рядовой – назови офицером, офицер – генералом, и вот уже человек смотрит на тебя с гораздо бо́льшим расположением.
Но чужак не поддался. Нахмурился.
– Вы ошиблись, я простой подданный своей страны, приехал по торговым делам.
Пришла очередь хмуриться стражника. С простого торгаша много денег не срубишь, а ему так хотелось порадовать жену новой безделушкой.
– И что у вас произошло, господин? – спросил со всей строгостью. Чужак ему не нравился. Слишком много странностей для одного. Отдельный домой, а не сарай*. Трое дерхов. Девчонка рабыня, еще и троглодка. Не та ли, о которой давеча болтали на рынке? И пусть документы у всех были в порядке, но чувство неправильности не покидало, и стражник посуровел:
– Должен предупредить, Хайда – мирный город. Шум по вечерам у нас запрещен. А вы полквартала разбудили.
– Приношу свои извинения, – искренне произнес чужак с непроизносимым именем, однако стражнику в его словах послышалась насмешка. Впрочем, конфликт он решил пока не усугублять. Арестуешь – максимум получишь благодарность от начальства, а вот если договоришься мирно… И себе, и людям. Место в тюрьме опять же свободным останется и кормить чужака за счет горожан не придется.