– Давно в пути? – Рыбак присел рядом и бросил себе на дощечку маленькую рыбешку.

– Да нет, с час еду. Проголодался. – Триза собрал всю волю в кулак, чтобы не впиться в рыбу зубами, а ломать по такому кусочку, который хотя бы влезет в рот. Рыба была не просто вкусной – о такой рыбе можно писать стихи и слагать песни, про нее можно рассказывать легенды. Если, конечно, перед этим два дня почти что и не есть.

– Это ты что же, у клекочихи ночевал?

– Да, на постоялом дворе.

Рыбак посмотрел на Тризу, что-то прикинул в голове и протянул две монеты обратно.

– После такого постоя брать с людей деньги за еду – это совести не иметь.

Триза посмотрел на парня в недоумении.

– Ты же не для меня рыбу ловил. Я случайно пришел, и ты кормить меня не обещал, а кормишь.

Рыбак замотал головой,

– Не объешь, возьми.

– Слушай, я от двух монет не обеднею. И ты от двух монет не разбогатеешь. Не обижай, хорошо? – Триза отвел руку с монетами в сторону. – А вот лучше налей чаю. Будем считать, что я рассчитался с тобой за обслуживание.

***

После обеда дорога заиграла новыми красками.

Рыбак рассказал, что на постой лучше остановиться в «Сенцах», где с постояльцев шкуру не дерут, да и кормят честной едой. И до Черных Скал это ближайший постоялый двор по эту сторону, а по другую сторону уже идут разоренные войной земли.

Насчет нечисти и ведьмачьих заказов рыбак усмехнулся и сослался на то, что традиции предков в этих землях чтут, «а ежели дурака макнет кикимора в лужу, так то на пользу и дураку, и кикиморе».

– А ежели не терпится нечисть извести – воротись до клекотуньи, да изведи, тебе любой спасибо скажет. Такую нечисть поискать – не найдешь.

На том и расстались. По всему выходило, что местный народ не торопится за ведьмаком при любом шорохе в углу. Проще и надежней уразуметь, как обойтись своими силами, да замирить либо нечисть, либо свою дурь.

И, надо признать, нечисть в этих провинциях тоже не лютовала. Кикимора самое большое – в воду дурака макнет, лешак – по лесу покрутит, опять же не с целью уморить. Про шишей, шишиг и прочих и говорить нечего – Триза даже не смог представить причину, по которой кто-то начнет искать ведьмака для искоренения.

Единственным серьезным соперником был, пожалуй, только вампир из рассказов разбойников. Но тут таился какой-то подвох. Егерь Семаргла не будет водить знакомство с вампиром, не та порода. Но они были вдвоем – загадка, которая не давала Тризе покоя.

И другая загадка – сны. Вампир может многое, в том числе и посетить человека во сне. Но предпочитает, как правило, личную встречу. И опять – зачем он пугал ведьмака пулеметом? В арсенале вампира есть более эффективные способы.

А потом – печенька. Может, это тайный знак? Ведь известная традиция – преломи хлеб с врагом, и помиритесь. Но хлеб он и есть хлеб, а вот чтобы кто-то с врагом переламывал печеньку, Тризе слышать не доводилось.

Как ни крутил Триза это в голове, никак картина не складывалась. Одни загадки. И еще – единодушное неприятие решения проблем при помощи ведьмака.

Если так дела пойдут и дальше – можно докатиться до того, что мечом придется махать не перед драконом, а перед ротозеями на ярмарке. С целью прокорма.

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Триза напряг ведьмачье зрение и начал разглядывать окрестности вдоль дороги. Картина была обычная – следы мелкой и крупной живности, птичьи посиделки, нечастая нечисть на полях и у дороги.

Возле леса, где дорога пересекалась с тянущейся из леса неприметной тропкой, сидел шиш и старательно крутил подъезжающему ведьмаку фиги. Триза усмехнулся – нечисть была чрезвычайно увлечена, выкручивая каждую фигу, как скульптор затейливую статую. Он увлеченно пыхтел, высовывал от стараний язык, пускал слюни и скреб ногами по дорожной пыли.