– Как вы вошли? – строго спросил Иштван, обращаясь к незнакомке.

Музыка стихла. Незнакомка обернулась, и в белом свете луны Иштван узнал Великую княжну. Увидев сыщика, Катя мило улыбнулась и невинным, слегка лукавым голосом ответила:

– Ваш слуга впустил меня. Очаровательный старик, предложил мне чаю с шоколадом. И так долго рассказывал о вас, что я могу теперь смело утверждать, что знаю о вас все.

Иштван про себя выругал Демидыча за болтливость. Старик и в самом деле любил поговорить, но из-за своего одиночества ему редко это удавалось. И оттого этот седовласый иуда так искренне радовался редким гостям.

Завтра же выгоню этого пройдоху! – подумал про себя Иштван, заранее зная, что никогда не сделает этого в память об отце, хотя это желание в последнее время возникало у него довольно часто. Когда родители Иштвана погибли при крушении поезда, Иштван распустил всех слуг. Только Оскар не пожелал уйти. Старик так привык к барскому дому, что считал его своим. У него не было родственников, не было друзей, и Иштван осознал, что будет жестоко вот так выгнать несчастного старика на улицу. Позже он не раз пожалел о своем решении, но все же имел к своему преданному слуге очень трепетные, почти сыновьи чувства, поэтому Оскар Демидович до сих пор служил в особняке.

– Вам нельзя здесь находиться, – строго сказал Иштван и, сняв пальто, бросил его на спинку стоящего у стены кресла.

– Почему? – совершенно искренне удивилась Катя. – Вы ждете кого-то другого?

Иштван включил свет, и девушка недовольно поморщилась, закрывая глаза рукой.

– Выключите! Выключите немедленно! – запричитала она. – А впрочем… Мне все равно. Я пришла поговорить с вами.

– Поговорить? О чем? – искренне удивился Иштван.

Эта девушка начинала пугать его своей непредсказуемостью. Одному только Богу было известно, что за мысли могут храниться в ее маленькой прелестной голове.

– Вы поступили очень не хорошо, когда бросили меня одну на том балу.

– У меня были на то причины, – спокойно ответил Иштван.

Он забыл, что накануне уже собирался войти за княжной следом, может быть, даже пригласить ее еще на один танец, попытаться разъяснить произошедшее между ними, но ему помешал случай. После он даже не вспоминал об этом.

– К тому же вы сами просили меня не тревожить вас, – неожиданно вспомнил Иштван. – Как вы сказали? Мы слишком разные.

– Вы жестокий человек, господин сыщик, – обиженно воскликнула Катя.

Она повернулась к Иштвану спиной и продолжила музицировать. Вновь пальцы ее запорхали по клавишам, извлекая из старого, уже, казалось, изжившего свой век инструмента божественную мелодию. На этот раз она играла Моцарта. Неожиданно музыка стихла, и Катя резко обернулась. В ее глазах стояли слезы.

– Вы меня очень обидели, – неожиданно выпалила она.

– Чем же? Позвольте узнать? – поразился Иштван.

– Своей холодностью. Я открыла вам душу, дала надежду. А вы…

– Вы, Екатерина Дмитриевна, простите заранее мне мою дерзость, в моих глазах маленький, капризный ребенок. Желающий достичь недостижимого.

Катя фыркнула, но не подала и виду, что обиделась. Наоборот, вся просияла самой очаровательной улыбкой.

– Вы ведь не считали меня ребенком, когда целовали, господин сыщик. Не так ли? – лукаво подметила она.

– Я думаю, вам, Ваше Высочество, нужно уйти, – тихо сказал Иштван. – В столь позднее время, девушке вашего положения невозможно находиться в доме холостого мужчины, к тому же без сопровождения. Это безрассудство.

– Кто это решил? Вы, господин сыщик?

– Таковы правила приличия, Екатерина Дмитриевна. И вы как никто другой должны это знать, – официально ответил Иштван.