– Ага-ага, спасибо, дяденька, – загомонили наверху. – За нами не пропадёт, не боись, мы на добро памятливые.

Трое мальчишек в грязных, зашитых вкось и вкривь, похожих на рабские куртках попрыгали вниз и выбежали. Последний – самый маленький – успел схватить со стола круг колбасы и крикнуть:

– На здоровье, тётеньки!

Владимир покачал головой, а Оля неожиданно грустно сказала:

– Что с них возьмёшь? Война всё.

– Да, – вздохнул Владимир, – всё война, – и ответом на взгляд Эркина: – Ни кола, ни двора, ни родного человека рядом. Всё война взяла. Думаешь, шпана поездная? Оно и так, и не так. Некуда им ни деться, ни приткнуться. И для работы малы, и для приюта велики.

– По устному… договору с двенадцати лет работают, – нехотя сказал Эркин, в последний момент заменив английский «контракт» русским «договором».

– Да кто их, мальцов, наймёт, – вздохнул Владимир. – Да ещё зимой.

Поезд шёл медленно, за окном тянулась белая равнина, но Эркин уже пригляделся и видел вмятины и рвы.

– Воронки? – спросил он Владимира, кивком показывая на окно.

Тот понял и кивнул.

– Воронки, окопы… погуляла здесь война… вволюшку.

Оля внимательно посмотрела на Эркина и спросила:

– Ты где жил, что войны не видел?

– В Алабаме, – ответил Эркин и пояснил: – Туда война не дошла.

Оля улыбнулась, и её лицо стало очень мягким и совсем не насмешливым.

– Странно даже, – и посмотрела на Владимира. – Правда?

Тот, внимательно глядя на Эркина, кивнул.

– Своего, небось, хлебнул?

– Мало не было, – сдержанно ответил Эркин.

– Ладно, – тряхнула головой Оля. – Было да прошло.

Женя, державшая под столом Эркина за руку, перевела дыхание.

Утолив первый голод, пили чай уже не спеша, для удовольствия. Алиса, сунув за щеку конфету, смотрела в окно. Вагон наполнялся шумом, взад и вперёд мимо их отсека проходили люди. Шёл неспешный, совсем уже спокойный разговор. И взгляды Оли не раздражали Эркина. В конце концов, это не опасно, теперь не опасно. Владимир заметил и её взгляды, и непоказное равнодушие Эркина, и его улыбка стала на мгновение сочувственно-грустной.

– Нет, – Оля вертела в руках кружку с остывающим чаем. – Нет, у меня родни навалом, найду, куда приткнуться.

– Приткнуться несложно, а вот жить чтобы, – Владимир вздохнул, – это с кондачка не решишь.

– Да, – кивнул Эркин, – это быстро решать нельзя.

– Не понравилось, так и уехать – не проблема.

– Одному, да, – согласился с Олей Эркин. – А с семьёй надо прочно на место садиться.

– Да уж, с ребёнком на руках не побегаешь, – вздохнула Оля.

– Я так в беженстве намучилась, – кивнула Женя. – Алиска ещё маленькая совсем… господи, вспомнить страшно.

– А ты, сестрёнка, не вспоминай, – посоветовал Владимир. – Помнить хорошее надо.

– Плохое само помнится, – усмехнулся Эркин.

Алиса, занятая окном, казалось, совсем не слушала их. Но Эркин уже заметил, что всякий раз, когда он что-то говорил, Алиса быстро и внимательно оглядывалась на него.

Вагон уже шумел по-вчерашнему. Но белый свет за окном делал этот шум мягче. Окно запотевало, и Алиса протёрла его ладошкой.

– Алиса, – укоризненно сказала Женя.

Алиса посмотрела на свою, ставшую чёрно-серой, руку и обречённо вздохнула.

– Да-а, я так ничего не вижу.

– А тут и смотреть не на то, – утешил её Владимир.

– Да?! – возразила Алиса. – Я столько снега никогда не видела. И он не тает. Вот!

Владимир засмеялся и закурил.

– Это ещё не самый снег. Так, пороша легла.

– Зазимок, – улыбнулась Оля. – Зима впереди.

– Долгая осень нынче, – Владимир отвернулся от окна. – Декабрь в начале, а снегу толкового ещё нет. Что-то не торопится зима.

– В январе наверстает, – отмахнулась Оля.