– Я вперёд побегу, – сказала Настя. – А то там Ма… Паша один.

– Беги, – кивнул Чолли. – А мы пройдёмся.

И продолжил идти не спеша.

– Машина, – вдруг заявил по-русски Мишка, показывая на выезжавший из-за хозблока к воротам грузовик.

– Верно, сынок, – по-русски ответил Чолли. – Машина.

– Машина, – тут же сказала и Светка и, увидев идущего навстречу коменданта. – Дядя.

– Дядя, – согласился Чолли и чуть крепче прижал детей к себе.

Комендант улыбнулся им и остановился. Остановился и Чолли.

– Автобус после завтрака будет, – комендант говорил медленно, давая успеть понять русские слова. – Тогда и отсек сдашь.

Чолли понял.

– Да, после завтрака. Спасибо.

– Не за что.

Комендант улыбнулся серьёзно глядящим на него малышам и пошёл дальше. А Чолли зашагал к их бараку.

– Дядя ха’оший? – с сомнением в голосе спросил по-русски Мишка.

– Да, – убеждённо ответил Чолли. – Этот хороший.

Кто-то придержал ему дверь, пока он входил.

– Спасибо, – сказал по-русски Чолли.

И по-русски же, тщательно выговаривая ещё явно непривычное слово, ему ответили:

– По-жа-лу-йс-та.

В тамбуре Чолли опустил детей на пол: дым-то поверху, чего им его нюхать.

– Привет, – окликнул его Тим. – Уезжаешь, слышал?

– Привет, – кивнул Чолли. – Завтра, после завтрака.

Они говорили, перемешивая русские и английские слова. Как и большинство вокруг.

– До Рубежина?

– Нет, я же в Ополье. Туда через Городню. До самой границы на автобусе обещали.

– Удачно.

– Н-ну! Как твои?

– Завтра врач придёт, посмотрит, – Тим усмехнулся. – Прыгают, лежать не хотят.

– Значит, здоровы, – авторитетно сказал Чолли.

– Совсем у мужиков ума нет! – вдруг обрушилась на них какая-то женщина. Лицо её показалось Чолли знакомым, но имени он вспомнить не смог. – Что ж ты их на сквозняке, да ещё в дыму держишь?! Вот доверь мужику дитё, а ему лишь бы язык почесать!

Чолли и Тим, внешне не обращая на неё внимания, закончили разговор и разошлись по своим казармам.

Поезд шёл, останавливался, снова шёл. Сквозь сон Эркин чувствовал эти остановки, слышал чьи-то шаги и голос проводника:

– Ну, куда я вас… и так под завязку… лезьте на третью и чтоб без звука… а литер твой где?.. Давай, давай по-тихому, проспись сначала… всё-всё, чтоб я тебя не видел и не слышал, летун… Не видишь, что ли… давай сюда, дочка, здесь поспокойнее…

Слышал, но не просыпался, смутно ощущая, что его это не касается, что ни Жене с Алисой, ни ему это никак не угрожает. А на одной из остановок его почти разбудил какой-то странный шорох, будто кто-то скребётся о стенку вагона. Он даже приоткрыл глаза и приподнял голову, но в вагоне было темно, а шумный храп и чьи-то голоса сразу заглушили этот шорох. Эркин уронил голову на подушку и опять заснул.

Первой проснулась и забарахталась, пытаясь добраться до окна, Алиса. И разбудила Женю.

– Тише, Алиса, – Женя села, протирая глаза. – Перебудишь всех.

– Ну, мам, уже утро, – возразила Алиса и ойкнула: – Ой, мама! Что это?!

Вагон заливал мягкий и очень… светлый свет, не солнечный, а какой-то… белый. Женя повернулась к окну. И увидела белую равнину до горизонта. И белое небо. Снег? Да, ну конечно, это же снег.

– Это снег, Алиса.

– Так много? – удивилась Алиса. – А почему он не тает?

– Потому что зима, – ответила Женя.

Она посмотрела на часы и ахнула. Господи, уже десятый час, уже день. Надо привести себя и Алиску в порядок. А Эркин? Женя встала и посмотрела на верхнюю полку. Эркин лежал на спине, закинув руки за голову, и спал. Женя сразу отвела глаза, зная, как легко будит его её взгляд. Спал и Владимир, лёжа на своей полке, и ещё кто-то на второй верхней.