Он не мог ни прожевать, ни проглотить то, что санитар натолкал ему в рот. Выплюнуть, или на худой конец вытолкать языком кашу, он также не мог, потому что тот зажал ему одной рукой нос, а другой рот. Кое-как протолкнув кашу в пищевод, он с огромным трудом подавил рвотный рефлекс, чувствуя, как из глаз брызнули слёзы.
– Только попробуй мне обрыгаться, урод, – злобно сказал санитар, заталкивая ему в рот новую порцию каши, – я тебя твоей же блевотиной накормлю. Вон другие едят, аж за ушами трещит от удовольствия и аппетита, а ты, ну прямо неженка.
С трудом проглотив новую порцию каши, он ощутил, что тошнота становится невыносимой. Открыв рот, он, растягивая слова, еле выговорил, заплетающимся языком:
– Пожалуйста… хватит… мне плохо… пить…
Санитар, улыбнувшись, сказал своему напарнику, стоящему на раздаче:
– Говорит, что очень вкусно, поэтому просит добавки! Как тут откажешь?!
Он изо всех сил торопился в туалет, стараясь, переставлять, заплетающиеся ноги, как можно быстрее. Рыготина уже подступала к горлу. Из-за действия лекарственных препаратов, от которых его долбило, как от тяжёлых наркотиков, он еле передвигался, опираясь руками о стенку. Уже перед самой дверью туалета, он не в силах сдержать тошноту, почувствовал, как рот против его воли заполняется рвотными массами. Зажав рот руками, он плечом толкнул дверь и влетел в сортир.
В этот раз ему не пришлось пить воду и засовывать руку в рот, потому что он вывернул в туалетное очко всё, что напихал в него санитар. Проблевавшись, он с трудом подошёл к раковине и включил воду. Умывшись, он прополоскал рот и сказал вслух:
– И это только первый день… И он только начался…
Глава 6.
После завтрака санитары занялись исполнением должностных обязанностей, не связанных с пациентами, поэтому на какое-то время его оставили в покое. После того, как он вывалил в канализацию переработанные блюда высокой больничной кухни, тошнота немного отпустила. Тем не менее, лекарственные препараты и не собирались ослаблять своего действия на мозг и нервную систему. Его по-прежнему долбало по голове с такой силой, что перед глазами стояло марево, а движения и мыслительный процесс были заторможены.
Почувствовав, как веки начинают наползать на глазные яблоки, словно жалюзи на окно, он решил прилечь на кровать и немного поспать. Но, как только он прилёг на койку и закрыл глаза, сразу же голова закружилась с такой силой, что он вновь почувствовал, как его начинает мутить. У алкашей такое состояние, после того, как они перепьют, называется – «вертолёты». Он часто видел в своей институтской молодости последствия этих «вертолётов», когда опьяневший, ложась спать, выворачивает на подушку всю закуску вперемешку с желудочным соком и желчью.
Сейчас он испытывал такое же состояние, как и его дружки, поймавшие перепела, над которыми он смеялся в молодости. Открыв глаза, он не смог собрать их в кучу, чтобы сконцентрировать взгляд. Поднявшись с постели, он сел на кровати, опустив ноги на пол, и стал ждать, когда голова перестанет кружиться. Как только головокружение стихло, вновь появилась сонливость, и веки начали закрывать глаза. Сомкнув глаза, он почувствовал, как голова вновь начинает кружиться, но не так сильно, как в лежачем положении. Он не заметил, как начал проваливаться в сон, но, как только тело расслабилось, его повело в сторону, от чего он вздрогнул и проснулся. Понимая, что он не сможет спать лёжа из-за головокружения и тошноты, он подстелил себе под спину подушку и облокотился на неё. В таком сидячем положении он промучился до самого обеда: засыпая, вздрагивая, просыпаясь, – и так по кругу.