От кондоминиума, где на тот момент я практиковался, до перекрестка было недалеко, метров триста. Хотя сам район считался не очень благополучным, но днем здесь было достаточно безопасно. Старые трехэтажные здания, линялые, потускневшие вывески, местами – закрытые магазины, грохочущая эстакада надземки где-то на уровне третьего этажа. Людей на улице было много, но в основном плохо и как-то некстати, не по сезону одетых. Я же в своем костюме смотрелся явно белой вороной в этом окружении, однако ощущения дискомфорта не возникало. Напротив, меня переполняли ожидания.

С утра я удовольствовался легким перекусом, от ланча и обеда отказался. Кто же ест перед днем рождения? И перед годовщиной свадьбы – в придачу! Руку приятно тяготил портфель с двумя бутылками «Столичной», обильную закуску к которой я уже предвкушал.

Вот уже наш перекресток с массивными стальными опорами эстакады. Рядом с одной из опор – знакомый розовый кабриолет, а вот и Энн вылезла, радостно машет мне рукой из-за машины. В честь праздничного вечера Энн украсила себя блеклой розовой футболкой, под ней была черная майка, чуть подлиннее футболки, напуском на джинсы – столь же линялые, как и все остальные предметы гардероба дочки американского миллионера. Признаков макияжа у Энн, как, впрочем, и у любой прыщавой американской студентки, я не замечал ни разу. Отмечу, однако, что – в отличие от моего прикида – наряд Энн никак не контрастировал с окрестным пейзажем.

Погода стояла теплая, майская, верх у кабриолета был поднят, и мы, обдуваемые свежим ветерком с озера Мичиган, выдвинулись в путь.

Первая пара, к которой мы направлялись, жила в пределах «внутреннего города». Ехали мы недолго, не более получаса, крутясь туда-сюда в плотно завязанной сетке чикагских улиц. Жилая застройка вокруг была невысокая, в основном – по два-три этажа.

Дом наших хозяев – добротный, из старого красного кирпича, наверное, еще довоенной постройки, высотой в два этажа, но неширокий по фасаду – метров шесть-восемь. Дверь была не заперта – нас ждали. Первым из глубин дома появился виновник торжества – Джош. Дата была круглая – тридцать лет. Выглядел он молодо, спортивно, однако здоровая американская упитанность уже была ему присуща. Взгляд Джоша скользнул по моему лицу, быстро обтек в сторону и слился куда-то вниз. И сам он, при всей своей кажущейся раскованности и мужественности, оказался какой-то обтекаемый, невнятный. Разговаривая со мной, все время смотрел куда-то вбок, избегая прямого визуального контакта.

Пока Джош пытался выстроить с нами нечто вроде диалога из каких-то незначащих фраз, междометий и заливистых восклицаний, а мы с Энн уверенно подыгрывали ему в этом лишенном видимого смысла занятии, в обрамлении дверного проема, как в портретной раме, показалась его герлфренд – Линда. Если Джош, как типичный белый американец с англосаксонскими корнями, упорно культивировал свое тело, то его подруге эта целеустремленность была явно чужда. Вес Линды составлял добрый центнер с гаком, короткая темная юбчонка тесно охватывала мощные, как у Ивана Поддубного, ляжки в черных колготках. Мой костюм и в этой обстановке выглядел явно не на своем месте.

Перебрасываясь словами, как мячиками в большом теннисе – пара на пару, мы перебрались в ливинг-рум, то бишь гостиную. Интерес к России был явно свойственен нашим хостам – стены комнаты были украшены советскими плакатами годов славных тридцатых, стиля «быстрее, выше, сильнее». Видимо, смелые и мускулистые герои плакатов чем-то вдохновляли нашего именинника. Потыкав пальцами в плакатных героев, мы расположились на широком угловом диване, продолжая игру в слова. Темы были не ахти: спорт, ток-шоу, музыка – все одинаково далекие и не интересные мне.