Самого бойфренда дома не оказалось – жизнь его была поминутно расписана между множеством самых разных занятий и сфер жизни – бизнеса, культуры, спорта, рекламы, общения.

– Вот, кстати, журнальчик на столике – посмотри! Это Джон тут прыгает с волшебной палочкой!

Я знал, что Джону уже далеко за сорок, но парню на глянцевой обложке никак нельзя было дать более четвертака. Сухой, поджарый, спортивный, с сияющей улыбкой во всю ширь.

Стиль жизни Джона зримо воплощался и в многочисленных артефактах его обители. Столик, на котором лежал журнал, представлял собой ржавую вагонетку с какой-то железнодорожной свалки; высотой она была в полметра, на ней – толстое стекло, толщиной полтора-два сантиметра. В интерьерах преобладал винтаж с помоек, на деревянных стойках-колоннах висели потертые указатели улиц Нью-Йорка.

Снял Джон эту студию, метров под триста общей площади, за сущие гроши и на большой срок. Такие же гроши приплачивал охране за круглосуточный просмотр телевизора и периодические проводы гостей наверх. Студия объединяла в себе все функции: жизнь, офис, хранилище готовой продукции. Было даже некое подобие спортзала со штангой и гантелями.

Основное помещение студии имело форму неправильного треугольника: вход располагался в середине одной из сторон, в углах по бокам были расположены офис и склад. В углу напротив входа царственно высился главный объект – кровать формата «кингсайз», поднятая на невысоком подиуме. Мы поднялись на подиум – я осторожно, как в некое сакральное пространство, Энн – уверенно и привычно: не впервой, понятное дело. За панорамным окном, во всю его ширь, разномастные – как в акульей пасти – зубья небоскребов вгрызались в красное, с прожилками, как кусок мяса, небо. Я понемногу узнавал отдельные здания – слева Джон Хэнкок высится, справа – Сирс Тауэр (бывший, сейчас по-другому), между ними – здания поменьше, этажей до полусотни.

Производил Джон галстуки премиум-класса, долларов по триста–пятьсот за штуку. Впрочем, производил – сказано громко. Дизайн делали в Англии; материал поставляли из Франции и Италии; шили галстуки китайцы в сараях на гиблой окраине Чикаго, а сеть партнеров делала дистрибуцию по всему миру. Он осуществлял через интернет координацию всего этого процесса, а для души снимался в разного рода рекламе. «Креативный» бизнес, под стать владельцу.

Владельца мы дожидались, наверное, около часа. Энн показала мне галстуки и угостила хозяйским кофе. Когда Джон приехал, пламенеющая ширь заката, подобно шагреневой коже, уже съежилась до узенькой полоски. «Акулья челюсть», видимо, пожрала все, что смогла. Побеседовав и попив кофе, мы засобирались домой.

Спустя пару дней Энн мне опять позвонила – в тот момент я общался с рабочими на одном из объектов компании.

– Игорь, на завтрашний день у тебя уже есть планы?

Планы у меня были всегда, но я благоразумно поинтересовался ее намерениями.

– Игорь, нас приглашают сразу на несколько вечеринок. Мои хорошие друзья. У одних – годовщина свадьбы. У других – день рождения. Я говорила, что у нас гость из России. Я про тебя рассказала, надеюсь, ты не против. Всем интересно, все хотят тебя видеть.

Я сказал, что ничего не имею против, что мне тоже интересны другие люди. Тем более что с Джоном мы пообщались всего ничего – не более получаса. Договорились мы встретиться завтра на углу улиц Фуллертон и Шеффилд в четыре часа дня.

Чтобы не ударить лицом в грязь, еще с вечера я отгладил костюм, взятый из дома как раз для случаев подобного рода. Перебирая сувениры, отдал приоритет двум бутылкам «Столичной», купленным в дьюти-фри в Шереметьево и до сих пор ждавших своего часа. По одной бутылке на каждую компанию. Маловато, конечно, по нашим меркам.