– Хорошо, Бут. Кажется, у меня действительно появились силы. Надеюсь, мнение о жестокости не от их прилива.
– Безусловно, нет. Если не сложно, расскажи, что ты нашел жестокого и высокомерного?
– Может, я что-то неправильно понял, но одному светит слепота. Светит слепота, почти смешно. А другому – вечная головная боль! В прямом смысле. Да? Жестоко. Да? Это их искалечит…
– Искалечит что? Не заминай слова, Кай. Правила очень просты – никаких запретов на мнения. Говори, что думаешь. Иначе вряд ли что скажешь.
– Искалечит что? – Музыкант повторил вопрос и откинулся на подушки. – Знаешь, что такое идиотский вопрос? Вопрос, на который сам можешь ответить, немного подумав. Все дело в том, сколько будет длиться это немного. Если ты немного подумаешь, вполне можешь согласиться, что это слишком жестоко. Если я немного подумаю, выйдет, что они получили по заслугам. Да. И где правда?
– А ты не думай. Говори, проговаривай. Попробуй следовать только самой мысли, а не тому, как к ней отнесутся, и где правда. Иначе встретишь тупик, из которого не выберешься. Тебе это знакомо?
– Да, конечно. Только непривычно. Вернее, привычно, но не для внешних мыслей. Это бывает, когда я просто думаю, сам с собой. А в спорах всегда приходилось оборачиваться. Да и споров обычно никаких нет, я обычно ни с кем не говорю о серьезных вещах.
– Серьезные вещи! Это ярлык. Ты теряешь мысль. Продолжай от «искалечить».
– Да, хотел сказать «искалечит их судьбы», но сразу почувствовал фальшь.
– Продолжай.
– Продолжаю. По-твоему, получается, что их судьбы уже были искалечены. Так же как мозги, разум, вера. Все, что делает человека живым. Но я не могу понять, кто тебе дал право судить? Или не тебе, а нам с тобой?
– Мы бы этого и не делали, если бы они сами не попросили.
– Но почему именно так – одного загнать в слепоту, другого – в безумие головной боли?
– У меня не было выбора. Это не вариант «лес рубят, щепки летят». Это вариант выживания. В данном случае – твоего и моего. Я не мог остановить их другим способом.
– Но у вас же есть какие-то приемы, которые не калечат.
– У кого у вас?
– Не знаю. Судя по тому, что сказала Ана, ты владеешь приемами. Господи, не знаю, как это называется. Мастер чего-то восточного. Какой-то борьбы.
Кай начал говорить жестко. Непривычно для себя.
– Нет, Кай, не мастер. Даже не подмастерье. Очень поверхностно знаю все эти вещи. И тогда, возле автобусной остановки у меня не было возможности выбирать. – Бут немного помолчал. – Если точнее, они были слишком пьяны, чтобы их можно было запугать или остановить легкой болью. Поэтому пришлось работать на «вынос». Есть такой термин. Но это я сейчас осознаю, а тогда – не думал. Это закон. Это первое, чему меня учили мастера – не думать, когда делаешь что-то важное.
– Намеренно не ведать, что творишь?
– Нет. Это типично европейское заблуждение. Если перевести то, что я сказал, на наш язык, получится так: не думать – значит, не думать о деталях, не препарировать каждое движение. Это полезно даже в спокойной обстановке, когда европейцы как ни стараются, все равно думают. О «белой обезьяне», слышал? Думают именно оттого, что стараются. Но в обычной жизни можно думать, можно не думать – большой разницы не будет. А вот в «необычной», когда приходится очень быстро решать проблему, не думать – просто необходимо.
Бут помолчал секунду, словно что-то вспоминал.
– Ведь тебе это знакомо. Ты попадаешь в подобное состояние, когда чем-то увлечен настолько, что забываешь обо всем на свете. Это так говорят «обо всем на свете», а на самом деле, ты прекрасно осознаешь или чувствуешь, что творишь – подлость или благо.