Позиции были удержаны. 30 июня к Туле подошли основные части во главе с царём и замкнули кольцо окружения. Услуги Скопина-Шуйского более не требовались, и по настоятельному совету врачей он был отправлен домой. Медики прописали князю постельный режим и категорически запретили читать Уайльда. Михаил пренебрёг бы рекомендацией эскулапов, но с годами он начинал понимать, что полностью исчерпал Уайльда, и тот ничего более не может ему дать. По дороге в Москву он в последний раз открыл томик британца и, блуждая по страницам японской бумаги, прочёл: «Мы приняли будничную ливрею века за одеяние Муз и проводим дни на грязных улицах и гадких окраинах наших мерзостных городов, между тем, как должны бы восседать на горе с Аполлоном». Князь закрыл книгу и приказал поворачивать в имение.

Начало 1608 года двадцатидвухлетний князь встретил в имении на рязанщине. Именно здесь с ним произошла последняя метамарфоза, и он вступил в третью фазу своей интеллектуально-эстетической эволюции. Всё началось ещё на фронте. Дело в том, что Михаил и во время боевых действий получал из Англии свежую прессу. Особенно он ценил журнал «Спикер», где печатались эстетические миниатюры Оскара Уайльда. Во время осады Тулы ему пришёл номер от 8 февраля 1890 года, содержащий статью Уайльда «Китайский мудрец», посвящённую философу Чжуан-цзы и идеям даосизма. Автор искренне восхищался идеей бездействия, заложенной в парадоксальных и отталкивающих трезвого европейца концепциях восточного мудреца. Михаила тоже заинтересовала эта идея, и теперь, имея массу свободного времени, он приступил к изучению даосских трактатов.

В первую очередь, он опирался на канонический даосский текст «Дао дэ цзин», принадлежащий основателю учения Лао Цзы, и на трактат самого Чжуан-цзы. Мысли древних даосов покорили сердце и разум молодого князя. В каждой строчке он находил высший смысл и указание к жизни. Часами повторял он священные фразы:

По прошествии года мировоззрение и жизненные установки князя полностью трансформировались. Хотя во внешнем облике он ничуть не изменился, но в душе и в помыслах он представлял из себя уже нечто иное, а именно – бабочку, которая снилась Чжуан-цзы или Чжуан-цзы, которому снилось, что он бабочка, думающая, что ей снится Чжуан-цзы. В общем, как отзывалась о нём жена (уехавшая к маме), он стал «законченным даосом». Князь Скопин смеялся в ответ и говорил: «Здравый смысл – четырёхуголен. Женщина же кругла. Она не видит разницы между правильным и неправильным, и куда она может закатиться, никому не ведомо».

Тем временем, над страной нависла новая угроза, и князю Михаилу Васильевичу Скопину-Шуйскому выпал жребий в феврале 1609 года отправиться в Выборг для переговоров о военном союзе со Швецией с целью спасения России.

Шведскую делегацию возглавлял Якоб Понтуссон Делагарди.

Отец Якоба Делагарди, известный шведский военачальник и дипломат французского происхождения, Понтус Де Ла Гарди, играл заметную роль в общественной жизни скандинавского королевства последней трети XVI столетия. Он был первым человеком, принёсшим в Швецию идеи тайных магических обществ, впоследствии отождествлённых с масонскими ложами. Хотя теогония и космогония Понтуса разительно отличались от угловатых концепций последовавших по пути истины нелепых эпигонов великого мистика. По мнению современников, он умудрился запутать, казалось бы, и без того тёмные вопросы творения мира и происхождения богов. Эти идеи во многом способствовали и формированию характера юного Якоба Понтуссона, а потому требуют более детального рассмотрения.