– Что у тебя там? – спросил он севшим, испуганным голосом. – Кто это меня укусил?
Тут Аля вспомнила, что та самая коробочка с клыком неизвестного животного лежала у нее именно в этом кармане.
– А это у меня там змея ядовитая, сурукуку называется, – злорадно сказала она. – До крови укусила, как я вижу? При таком укусе долго не живут. Ну жди, через полчаса помрешь.
– Врешь! – Мужик выронил нож и схватился за больную руку. – Здесь такие змеи не водятся!
– Это тут не водятся, а откуда я еду – там еще и не такие водятся. Там места дикие.
Тут вдалеке мелькнули огни приближающегося поезда. Аля торопливо подобрала нож и выбросила его с платформы далеко в кусты. Мужик, жалобно поскуливая, сел на землю, баюкая руку. Кровь по-прежнему капала.
Аля взяла чемодан и отошла от него подальше, проверив в кармане коробочку из меха рыси. Странно, она даже не раскрылась.
Поезд и правда стоял очень мало, она едва успела добежать к своему вагону.
– В десятое купе, – сказала нелюбезная проводница, – слышишь, ребенок орет? Вот, тебе туда.
Из ближнего купе раздавались громкие голоса мужчин, судя по всему, там крепко выпивали. И все перекрикивал детский плач.
– Ну и рейс! – вздохнула проводница, закрывая дверь. – Иди уж, спокойной ночи.
В купе орал ребенок. Маленький, не больше двух лет, мальчишка был весь красный, мать держала его на руках, он вырывался, дрыгал ногами, отмахивался.
Женщина оглянулась на Алю с надеждой, но, увидев, что перед ней совсем молодая девчонка, снова отвернулась. Ребенок икнул, но тут же набрал воздуха и снова заорал, причем лицо его стало уже не красным, а фиолетовым.
– Давно он так? – спросила Аля.
– Часа два уже. Не знаю, что делать, плачет и плачет. Горячий весь… Проводница сказала – с поезда нас снимать будут… – Женщина смахнула набежавшие слезы.
– Положи-ка его! – Аля обтерла руки детской салфеткой, что нашла на столике. – Никто больше не придет?
– Был один мужчина, попросился в другое купе, кто ж такой крик выдержит…
Ребенок, освободившись из материнских рук, перестал дрыгать ногами. Но ручками все тянулся к лицу. Аля вспомнила, что был уже в ее практике такой случай, дочка Медведишны принесла орущего ребенка, он все руками за уши держался. Так и оказалось, что отит. Ипатьевна тогда присоветовала компресс и настойку нужную дала, но сказала, что обычную водку тоже можно.
Сейчас Аля очень осторожно потрогала ушную раковину. Ребенок тут же взорвался криком.
– Ты что? – мать схватила его на руки.
– Уши у него болят. Отит. И температуру он накричал.
– Что делать?
– Компресс нужен.
У проводницы была только аптечка с бинтами и йодом.
– Иди к этим! – она кивнула на дверь купе, откуда раздавалось уже нестройное пение.
Пели трое, причем один нещадно фальшивил. На стук даже не сразу ответили, а увидев Алю, необычайно оживились.
– Ой, девушка к нам пришла!
Мужики были немолодые и сильно поддатые, так что девушке обрадовались напоказ.
– Мне бы водки! – Аля выбрала самого приличного на вид, второй в это время пытался ее обнять.
Аля ловко увернулась и вылила рюмку водки на кусок бинта, взятого из аптечки.
– Спасибо, дяденьки! Продолжайте веселиться, дорога еще долгая! – и ушла.
Ребенок угрелся в компрессе и заснул, видно, боль утихла. Его маму звали Леной, она была женой военного и ехала в Петербург к родителям. Мужа ее переводят в другое место, так что, пока он устроится, она у мамы поживет на всем готовом. На Алю она смотрела как на спасительницу, посланную ей свыше.
Проводница, благодарная за тишину в вагоне, не стала никого к ним подселять, и всю дорогу до Петербурга они ехали одни. Как барыни, сказала проводница.