– Но как же…

– Никак, – оборвал Махоркин. – Это приказ.

– Но…

– Никаких «но». – Махоркин бросил трубку.

Лена достала мобильный телефон и сердито посмотрела на чёрный дисплей. «Вот чёрт, разрядился!». Бросила безмолвный аппарат назад в сумочку, натянула куртку и, громко хлопнув дверью, вышла из кабинета.

Дома, как всегда, вкусно пахло. Пряный аромат запечённой с чесноком курочки проникал, казалось, во все щели. Знакомый запах Лена почувствовала ещё в лифте.

– Лёха, идём ужинать, – послышался голос отца, как только она вошла в квартиру.

Лена сняла куртку и направилась в сторону кухни.

– Как вкусно пахнет. Даже на лестнице чувствуется. Это прямо какая-то кулинарно-химическая атака. Соседи, наверное, уже утонули в собственной слюне. – Лена сделал глубокий глоток.

– Не очень лестное сравнение, – улыбнулась Евгения Анатольевна.

Мать поставила на стол тарелку с изображением мультяшного медвежонка, играющего с ёжиком в мяч. Это была любимая тарелочка маленькой Лены. Удивительным образом блюдо пережило многочисленные переезды семьи, и не только сохранилось в целости, но и выглядело, как новенькое. Два поджаристых куриных крылышка и подрумяненная картошка дымились волнистыми сизыми струйками.

– Ну, как дела? Какие новости? – поинтересовался Аркадий Викторович, как только тарелочка опустела.

– Плохие новости. Нашли Лебедеву.

– Раз ты говоришь плохие, то это может означать только одно…

– Да, папа, ты правильно понял.

– Ох, – Евгения Анатольевна всплеснула руками и медленно опустилась на стул. – Её убили?

– Не только. Изнасиловали и изуродовали.

– Какой ужас! Но кто? Вы уже нашли убийцу?

– Лебедеву нашли всего три часа назад в болоте. Убийцы рядом не было, – горько пошутила Лена.

– Но ведь бывает, что по горячим следам находят в течение нескольких часов.

– Бывает. Только какие тут горячие следы, если с момента исчезновения прошло почти три дня.

– А предположения какие-нибудь есть? – не унималась Евгения Анатольевна.

– Не знаю. Я сегодня утром была в театре, разговаривала с режиссёром Жюлькявичусом. У меня были подозрения, что исчезновение балерины может быть связано с театральной жизнью, с постановкой. Но теперь понимаю, что это больше похоже на действия маньяка.

– А может какой-нибудь свихнувшийся поклонник Лебедевой? – предположил Аркадий Викторович.

– А что? Вполне. Такие случаи известны, – поддержала мужа Евгения Анатольевна.

– Может, конечно. Если учесть, что Лебедева была изнасилована… и изуродованное лицо… да, версия хорошая. Берём в разработку, – снова заулыбалась Лена. – Мам, а ты хорошо знаешь, этого режиссёра Жюлькявичуса?

– Лично не знакома, но наслышана, конечно. А что с ним не так?

– Что-то не так, а вот что не пойму. Не понравился он мне, какой-то склизкий, что ли.

– Ну гении редко бывают хорошими людьми, надо заметить.

– А он гений? – засомневалась Лена.

– Несомненно. И это не только мнение критиков. Я смотрела практически все его постановки, это всегда ярко, неожиданно, виртуозно.

– А зачем надо менять классическую постановку, разве она плоха сама по себе?

– Это не из категории – хорошо-плохо. Это новое видение. Я думаю, ты зря на него взъелась. Он не убийца, это точно. Лебедева его муза. Зачем ему её убивать?

– Да я ни то чтобы его подозреваю… просто он какой-то сам по себе подозрительный. Вот фамилия у него прибалтийская, а на прибалта он не похож, и говорит без акцента. И фигура у него какая-то… не для балетного режиссёра. Слишком грузен, ещё и в очках.

– Ну очки это же не преступление? А насчёт акцента… фамилия ему досталась от отца, которого он и в глаза-то не видел. Мать его русская, из Литвы они переехали, когда Валдису два года было, так что говорить он начал на чисто русском языке. А насчёт его полноты? Валдис был прекрасным танцором, но в 1989 году они по программе поддержки ликвидаторов Чернобыля поехали в Припять с концертом. После этого начались проблемы со щитовидкой, а со временем ещё и диабет добавился. Как следствие – стало падать зрение. Но зато мы получили выдающегося балетмейстера.