– Ну завистники у всех есть, даже у меня, – вздёрнув голову, согласился Жюлькявичус, – а к чему вы клоните?

– Меня интересует – не могла ли Лебедева стать жертвой закулисных интриг. Может, кто-то намерено сорвал спектакль.

– Да, да, да, да… – задумчиво произнёс мужчина, – как же я сразу не подумал.

– О чём?

– Спектакль могли сорвать мои завистники. Это же экспериментальная постановка, я полностью изменил концовку, и спектакль должен был произвести фурор. Про это все СМИ трубили уже давно, и билеты были раскуплены моментально. Боже мой, боже мой. Это я ещё хорошо отделался. Ведь такие случаи бывают, вы знаете?

– Нет.

– Могут и кислотой облить. Да. Надо быть осторожней. – Мужчина одной рукой снял очки, другой достал платок, протёр окуляры и снова нацепил очки на нос. Прозрачные стёкла покрылись мутноватыми разводами слизи.

В сумочке завибрировал телефон.

– Извините, мне пора. – Лена достала телефон. Звонил Ревин.

На сцене один за другим стали появляться артисты и с интересом посматривать в сторону Рязанцевой и режиссёра. Лена перехватила жёсткий взгляд Олеси Дорофеевой. Балерина кивнула и отвернулась. Телефон в руке перестал вибрировать, и Лена направилась к выходу.

У каждого человека есть первобытная потребность в тишине, но для горожанина эта особая привилегия почти недоступна. Найти её можно только в заводи рек или высоко в небе или… днём в театре. На сегодняшний день эта потребность для Лены была удовлетворена. Выйдя на улицу, она с удовольствием вдохнула апрельский воздух, свежий настолько, насколько он может быть в городской среде. На секунду прищурилась, подставив лицо уже почти по-летнему тёплым лучам солнца и, улыбаясь непонятно чему, набрала номер Ревина.

– Нечем мне вас порадовать, Елена Аркадьевна! Камера, как выяснилось, не рабочая – обычный муляж. Никого из соседей по площадке на данный момент дома не оказалось. Так, что информации – ноль.

– Ясно. А что там с Королёвым-Пирожниковым?

– Это пусть вам Виктор расскажет, он с ним разговаривал. – На мгновение в трубке всё стихло, потом раздался голос Котова. – Нет там Лебедевой. Сам Королёв ничего про её исчезновение не знает. Во всяком случае, так он заявил, при этом голос был очень взволнованным. Сказал, что вылетит первым самолётом.

– А телефон Лебедевой?

– Установить местонахождение аппарата не получается.

– Ясно. Звоните Махоркину, пусть высылает в Починки группу поиска.

День был настолько хорош, что спускаться в подземелье метрополитена не хотелось. Рязанцева мельком глянула на круглый циферблат наручных часов и решила, что вполне может себе позволить пройти часть пути пешком. Она любила городскую суету и чувствовала себя среди какофонии уличных звуков очень даже комфортно. Город жил своей деловой жизнью.

После пешей прогулки ноги гудели, и впервые работа за компьютером показалась приятной. Остаток дня поглотили отчёты. Было на удивление спокойно, никто не звонил, не врывался в кабинет. Оторвалась от монитора Рязанцева только в конце рабочего дня, когда зарябило в глазах. «Вымерли что ли все?» – не успела подумать, как зелёный телефонный аппарат оглушительно задребезжал.

– Елена Аркадьевна, вас Ревин обыскался, а вы оказывается здесь. Почему у вас телефон не отвечает? – послышался голос Махоркина.

– Не знаю. А что случилось?

– Нашли Лебедеву.

– Где?

– В Починках, в болоте.

– Убита?

– Изнасилована и убита. Зверски. Двенадцать ножевых ранений в грудь. Лицо изуродовано.

– Надо ехать.

– Не надо. Я сам туда поеду, теперь это дело под моим контролем.

– Я с вами.

– Нет. Незачем вам это видеть. Олег говорит зрелище ужасное. Тем более ночь уже на дворе. Езжайте домой, я всё сам сделаю. А завтра утром в девять у меня.