– Нет, не Лебедева это.

– Вы по пальцам определили? – усмехнулся судмедэксперт.

– По маникюру. Не может балерина, готовясь к премьере, ходить с облупившимся лаком на ногтях.

– Может он от влаги облупился, как вы говорите? – предположил Махоркин.

– Или во время драки, – добавил Волков.

– Ну допустим. Но посмотрите на её стопы. Вы когда-нибудь видели, чтоб у балерины были живые стопы.

– Ну у этой точно не живые, – хохотнул судмедэксперт.

– У балерин пальцы ног разбиты в кровь, им же приходится по нескольку часов прыгать на кончиках пальцев. Это точно не стопы балерины.

– Вот те раз. – Волков посмотрел на Махоркина. – Придётся вернуть труп на место и искать дальше.

– А это что? – пропустив мимо ушей шуточку, заинтересовалась Рязанцева. На соседней каталке из-под простыни выглядывала изящная женская ручка с аккуратным маникюром. На безымянном пальчике руки посверкивал изумруд, вкраплённый в колечко из белого золота.

– Ночью привезли. Из реки выловили. Прикиньте, парень на теплоходе девушке предложение делал. Прошу твоей руки, говорит, а она в ответ как заорёт – рука! Он за борт глянул, а там рука плавает, – брызгая слюной и заикаясь от смеха, рассказывал Волков.

– Что вы несёте?

– Это правда, – подтвердил Махоркин. – Всю ночь водолазы собирали человеческие останки в Москве-реке.

– Покажите мне. – Лена отдёрнула простыню. На каталке лежали руки, ноги и фрагменты туловища. Головы не было. – А голова где?

– Голову не нашли.

– Это Лебедева.

– Почему вы так решили? – От удивления брови начальника приподнялись.

– Кольцо. Про это кольцо мне говорила её мать. Зелёный изумруд в белом золоте. И стопы, видите, разбиты. Это Лебедева, и без головы ясно.

– Ну, я не знаю, что сказать, – развёл руками Махоркин, – похоже, Волков, вам пора увольняться.

– Вот так дела, – ошарашено смотрел на Рязанцеву Котов. – Вы, прям, как ясновидящая. А кому же тогда принадлежит труп из Починок?

– Это нам ещё предстоит выяснить. Значит так. Делом Лебедевой будет заниматься Рязанцева. Труп неизвестной беру на себя. А вам придётся заниматься одновременно и тем, и другим, – распределил обязанности Махоркин.

– Так может объединить их в одно? – предложил Котов.

– У нас нет для этого оснований. Разный почерк и характер преступления. Сходится только время и место. Но это совпадение, и то не чистое. Останки Лебедевой были обнаружены в Москве, а не в Починках.

– А голова?

– С головой не ясно. Но вряд ли преступник спрятал голову в Починках, а остальные части тащил в Москву. Легче было там же их и спрятать. Значит, убийство скорей всего произошло в Москве. Теперь установим порядок работы. По утрам совещание у меня в кабинете, в конце дня у Рязанцевой. Олег, ты берёшь образец ткани с одежды неизвестной, едешь в Починки, обходишь дома, опрашиваешь жителей. Виктор, что там с мужем Лебедевой?

– Сегодня в полдень ждём, – отчитался Котов.

– Встретишь его в аэропорту и сразу сюда. Елена Аркадьевна его жаждет допросить, не так ли? – улыбнулся Махоркин Рязанцевой.

Именно таким она его и представляла. Высокий стройный брюнет с синими глазами, которые обрамляли длинные, пушистые, загнутые на концах ресницы. Таким ресницам можно обзавидоваться. Пухлые губы масляно блестели. Безупречную, чуть смугловатую кожу лица заливал яркий, чётко очерченный румянец. Подобный румянец бывает у детей во время температуры. У Дмитрия Пирожникова он был всегда. Лицо мужчины казалось столь же приторно-слащавым, как и его фамилия. Многим женщинам такие нравятся, но у Лены мужская смазливость всегда вызывала лёгкую тошноту. Словно пирожных объелась. Вёл себя мужчина так же приторно-слащаво, как и выглядел. Старался выглядеть галантным и вежливым, но как говорят в театре – переигрывал. Так и хотелось крикнуть – «не верю!».