– Ну, – не вытаскивая соломинку, ответила большая женщина, – у нас вроде как негласное правило. Наверх и вниз за монету.


– А с меня хотели взять две.


– Будь ты приодет побогаче, с тебя бы и четыре запросили, – усмехнулась она, – и то выдали бы за скидку.


– Вашему расчудесному патрицию определенно стоило бы чаще покидать свою опочивальню и наведываться к простому народу.


– Так он и есть автор этого правила. Ты сам откуда, малый?


– С Медистого плато.


– Вот-вот, – покачала она головой. – Это Гальтинг, малыш. Тут и иные птицы задаром не щебечут. Гальтинг, клял бы его пес… Земля ангалийцев. Ни до лица твоего красивого, ни до ума, ни до умений – нет дела никому. Монеты в кармане – вот что важно.


– А вы ангалийка?


– Я? – И она расхохоталась, выронив соломинку на хлипкий пол лодки. – А ты видишь у меня на голове богатые серебряные патлы?


– Нет, – смутился юноша.


– Деквидка я, не видно разве? Нас тут много живет, в Гальтинге. Может, больше даже, чем этих ветродуев клятых.


Лодка мягко опустилась на землю – в том месте, где в воду стекал один из нижних водопадов Гальтинга. Лафре поблагодарил свою спасительницу и пошел прочь, пытаясь вспомнить местность. На миг он обернулся и увидел, что большая женщина сорвала травинку и сунула ее себе в рот, оставшись, видимо, стоять в ожидании клиента, чтобы не гнать лодку обратно в город порожняком.


Оглядываясь по сторонам, Лафре увидел широкую поляну, на которой в разгар тренировки находились с десяток деквидов и ангалийцев с луками в руках. Перенесшись в воспоминаниях на несколько лет назад, Лафре подумал о том, как на этой самой поляне он до крови раздирал себе пальцы в бесконечных упражнениях с луком.


Сердце Лафре екнуло, когда среди тренировавшихся парней он узнал патриция Шая Лаплари – наследника Эрзальской долины. Однажды, во время очередной тренировки, они с Шаем не поделили лук. Внезапно начавшаяся словесная перепалка стремительно переросла в выяснение отношений на кулаках, и вот они на глазах у остальных курсантов и тренера катаются по полю, как два сцепившихся в бою петуха. По приказу тренера в тот день Лафре высекли жгучими стеблями за то, что он поднял руку на представителя вышестоящей ступени, и в дальнейшем Лафре и Шая не ставили в пару на тренировочных занятиях.


И вот сейчас патриций Шай стоял с луком в руках и целился в находящуюся вдалеке мишень. Длинные пепельные волосы патриция то взвивались на ветру, хлеща его по лицу и без спросу попадая в рот, то, успокоившись, вновь укрывали плечи Шая. Зеленые глаза патриция дерзко светили сквозь рваную челку и были сочнее и ярче полированного нефрита. Он был юн, высок и на первый взгляд худощав, но его гордая осанка и сильные руки, уверенно держащие лук, выдавали безупречную физическую форму владыки Эрзальской долины. Когда грозный взгляд патриция встретился с взглядом Лафре, сосредоточенный на мишени взор Шая рассеялся и полностью переключился на юношу. Несколько секунд спустя Шай все же собрался и выпустил стрелу – она со свистом рассекла воздушную толщу и попала в самый край мишени.


– Мазила, – с усмешкой произнес Лафре.


– Ты это мне? – недовольно обернулся на него патриций.


– Ну не себе же. Я бы попал в центр, даже если бы стоял с закрытыми глазами и держал лук сломанной ногой. Мазила.


– Еще раз скажешь «мазила» – следующая стрела полетит тебе прямо в лоб, – с ненавистью прошипел Шай.


– Да потому что ты мазила, – не унимался Лафре.


– Тебя не учили, что к четвертой ступени надо обращаться на «вы»? – Шай вплотную приблизился к Лафре и смерил его уничижительным взглядом.


– Слишком много чести, – спокойно произнес юноша, уверенно глядя патрицию прямо в глаза.