– Включай, – прошептал я, – я чувствую, что ты нашла какую-то разгадку. И я тоже хочу ее знать. Не сомневайся.

Щелкнула кнопка.

– Извините, мы из полиции, – услышал я женский голос, – мы по поводу вашего сына, Джона.

– Кого??? – пожилой женский голос с явной хрипотой звучал с явным недоверием. – Джона? А разве он еще не сдох?

– Извините, он попал в аварию, и мы расследуем это дело. Что вы можете о нем рассказать? Я прошу вас, вы очень поможете следствию. Он находится в тяжелом состоянии, в госпитале Святой Елены…

– Да хоть в гробу, – хриплый голос рассмеялся. – Да, он мой сын, но я не хочу даже слышать о нем. Я никогда не прощу ему, что он сделал. И я никогда не видела его с того момента, когда он в шесть лет бросил меня. Что вы от меня сейчас хотите?

– Пожалуйста, расскажите, что произошло, перед тем, как вы его видели в последний раз.

– Даже и не просите. При одном упоминании о его имени меня тошнит.

– Я прошу вас от имени следствия. Мы приехали сюда не ради любопытства, и, надеюсь, вы понимаете, что нам стоило вас разыскать.

– А что меня искать? – удивился хриплый голос. – Я всегда здесь, в этом квартале. Слава богу, здесь меня все знают и ценят. А то, что я сплю под открытым небом – просто рай, после того, что сделал мой сын.

– Простите, но я вас прошу нам рассказать, что тогда произошло.

– Да ладно. Конечно, у меня нет адреса, но вы-то меня нашли. Расскажу, хотя придется сегодня напиться. Эти воспоминания не даются мне даром.

– Спасибо вам. Не волнуйтесь, мы уедем, и у вас не будет никаких проблем.

– Мы тогда жили в деревянном сарайчике, три на четыре. Ютились, но зато ничего не платили. Конечно, я была не святая, и никогда уже ей не буду. Пила, гуляла, и нагуляла. Джона. С ним мы и жили. Что было делать, водила мужиков, те хоть еду приносили. Ну и выпивка перепадала.

– Извините, Джон рос с вами? У него была отдельная комната?

– Какая там комната, я же сказала, сарай три на четыре. Туалет на улице. Под березой. Да не смотрите на меня так, сама знаю, что творила. Стыдно. Джон был моей единственной опорой, только из-за него нас не выгоняли. Да, я любила его, но он оказался паскудой. В шесть лет он взял и ушел. Он знал, что я без него – ничто, но ушел все равно. И никогда, слышите, никогда не вернулся. Я тогда напилась, и пошла его искать. Где там. Зато меня неделю имели мужики со всего района. Наливали, и прямо на тротуаре имели. Очередь. Человек тридцать, не меньше. Порвали все. А заступиться было некому. Давали жрать, просто запихивали гнилую картошку в рот, и здесь же имели. Я чудом не сдохла, просто чуть не истекла кровью. До сих пор мочиться больно. Да видимо не судьба была помереть. Кто-то позвонил в скорую и меня забрали. Как видите – живая. Можете не верить, но даже после больницы искала его. Сарай остался пустым и его сразу же забрали. Сейчас, узнав, что он жив, я просто ненавижу его, можете ему так и сказать. Тогда я иногда думала, может погиб где, раз не возвращается. Если вдруг его увижу, то удавлю собственными руками. Так что, пусть, лучше сдохнет сам, в этой самой Святой Елене. Паскудина!

Кнопка щелкнула опять. Я находился в оцепенении и даже не замечал, что у меня текут слезы, а Лиза старательно их вытирала. Прошло минут десять, пока услышанное как-то расположилось в голове, хотя хаос стоял полный.

– Лиза, милая, дорогая, это – неправда, я не мог этого сделать. – Я не узнавал свой голос, и неудивительно. Говорить и всхлипывать одновременно, было очень трудно. – Ты же знаешь меня!!!

– Джон, милый, ты в порядке? Забудь. Это было давно. Извини, что я тебе включила пленку. – Лиза виновато смотрела в мои мокрые глаза.