– Вито вчера сказал, что ты его не испугалась… его когтей…

– Мари! Это же Вито! Как я… я же знала, что это они… все они – Роберт, Олаф, Виктор… неужели я могу их испугаться?!

– Ты никого не боишься.

В дверях стоял Олаф. И почему-то я именно сейчас обратила внимание на то, какой он большой. Представив его рядом с Амиром, поняла – они внешне одинаковые, и ростом, и шириной плеч. Пожалуй, Олаф даже массивнее. Он подошёл к столу и неожиданно опустился передо мной на колено:

– Приветствую тебя, жена вождя.

– Здравствуй, Олаф.

– Позволь сказать.

– Тебе не нужно моё разрешение… говори.

Олаф поднялся и отошёл на несколько шагов, расправил плечи и внимательно посмотрел на нас строгим серьёзным взглядом. Фиса сразу напряглась и, сделав лицо важной тётушки при молодых девицах, спросила:

– Ты чего это надумал? Смотри, как вождь рассердится…

– Я спросил у Амира разрешения говорить с Риной.

А вот это серьёзно, мы переглянулись и уже в шесть глаз ждали продолжения. Мари вдруг подскочила и собралась уходить:

– Рина, у меня дела, Фиса, пойдём…

– Не уходите.

Олаф опустил голову и вздохнул:

– Я хочу вам всем сказать.

Фиса не удержалась в своем ехидстве и уточнила:

– А с вождем-то токмо об Рине договаривался?

Но Олаф был не так прост – таким же тоном спросил Фису:

– Мне у Роди спросить, вдруг он не разрешит с тобой словом перекинуться?

И уже хотел что-то сказать Мари, но она его опередила:

– Говори.

Дочь вождя в полном расцвете сил: внимательный взгляд, уверенная поза и чуть ироничная улыбка – конечно, она замужняя женщина, но решение говорить или не говорить с кем бы то ни было принимает сама. Всё-таки у неё свои отношения с великолепными, кровь отца, как она тогда сказала – полный дом кровинушек. Маленькая растерянная девочка превратилась в настоящую спутницу преемника вождя и готова управлять империей отца. Почему я так подумала? Значит – может, такие мысли у меня просто так не возникают.

Олаф ещё раз задумчиво осмотрел нас и вздохнул, Фиса не выдержала:

– Да уж изрекай!

И последовал рассказ о предательстве всех, кого он мог и хотел любить. Олаф говорил, не двигаясь и не опуская глаз. Он родился горбатым, кривобоким, с левой ногой значительно короче правой и заячьей губой. Родители сразу продали его в цирк уродов, где матерью ему стала бородатая женщина.

– Да как же с бородой-то…

Олаф усмехнулся и перевёл взгляд на меня, видимо, как на образец постоянно меняющейся внешности:

– Люди бывают разные.

Фиса только сокрушенно покачала головой, но Мари не спускала с него глаз – её такими рассказами не удивить. А я окинула его взглядом – это он был горбатым и кривобоким?

– Я выжил. И в возрасте двадцати лет решил посмотреть на свою семью. Отец погиб в войне с Польшей, мать горевала недолго, снова вышла замуж и уехала в имение нового мужа, всем заправляла сестра.

Подошёл к Фисе и убрал руки за спину.

– Ты ведьма, лекарка… знаешь, что бывает с беременной женщиной, когда она падает с лошади…

– Да какая ж дура-то, ребёночка небось сгубила!

– Выжил, это была моя мать.

– Так ты из-за энтого таким уродился…

– Она очень любила верхом скакать по рощам.

Первой его предала мать, он ей был не нужен – мешал весело проводить время. А потом предала сестра.

– Маришка уговорила меня остаться дома. Всё повторяла, что я её единственный родной человек, а потом продала местному колдуну.

– Силу он в тебе учуял! Рода всего Силу! У… стерва…

– Оказалось, что он сразу пришёл к Маришке, как только я вернулся.

Олаф в полной тишине прошёлся по столовой, несколько раз поднимал глаза на планеты, потом решительно вздохнул и обратился ко мне: