– Рина, Собиратели могут в любой момент…

– Нет, они хотят… они рассчитывают, что я сама, понимаешь, сама поделюсь с ними энергией.

– Почему сама?

– С Софией я добровольно делилась своей энергией, спасала её, вот и получается, что именно тогда и лучше всего получается… я не знаю, как правильно сказать…

Амир прижал меня к себе и горячо зашептал на ушко:

– Любимая моя, единственная, самая прекрасная в мире женщина, моя жена и моя жизнь, я не могу рисковать тобой…

– Не надо рисковать, они поняли меня, услышали… они же уступили… ушли. А теперь будут ждать, когда я их позову.

– Рина…

– Я верю им. Они дети, Амир, они на самом деле ещё дети… их никто ничему не учил… они как София и девочки. Они поэтому так чувствуют друг друга…

– А ты? Значит, и ты ребёнок?

И такая смешинка в глазах, ему понравилось такое сравнение, а что, конечно – по сравнению с ним я ребёнок. Этакое дитя человеческое в нечеловеческом мире. Так, ну и подумала, окстись, и приди в себя, тётенька, они конечно дети, а уж ты давно не маленькая девочка. Просто ума в голове маловато, вот за ребёнка и сходишь, понимаешь их, и они тебя понимают.

– Я не ребёнок… но кто-то же должен их понять, почувствовать их одиночество.


3


По негласному соглашению с Амиром я не говорила о Собирателях два дня. Во время ужина, который он принёс в будуар, а я смогла не спросить у него, куда делись Мари и Фиса, он мрачно уточнил:

– И когда ты собираешься говорить с ними?

Он даже не назвал слова, и я пожала плечиком, состроила невинное личико:

– Пару дней отдохну, а потом посмотрим.

– Пару дней?

– Да.

Почему именно столько и куда я буду смотреть, неизвестно никому, но видимо мой мозг решил дать Амиру возможность прийти в себя. И он воспользовался этими днями: уходил всего на несколько минут, плавал вместе в бассейне, а ночью страстно любил и шептал слова любви на своём языке. Я уже точно знала – никто не появится в моём сне до тех пор, пока я сама их не позову. Как я это сделаю, мне было непонятно, но думать об этом не стала – найду возможность.

И всё-таки Амир остаётся вождём с гаремом. За эти два дня я опять не выходила из спальни дальше будуара и бассейна. А Фису и Мари он отправил по делам, так и сказал на мой вопросительный взгляд:

– Они уехали по делам.

Естественно, по каким делам отчитываться не стал, уехали и всё тут. Я как жена должна оставаться дома, особенно когда он сам в нём присутствует. А ведьма и дочь могут заниматься делами. За эти два дня в будуар один раз заходил Роберт и один раз Олаф, причём меня Амир относил в спальню и заворачивал в конверт. Я хотела возмутиться, но решила не накалять обстановку – найду возможность высказать ему свои претензии после разговора с Собирателями. Пусть муж хоть иногда считает, что властвует над женой. Но он сам не выдержал и вечером второго дня спросил, рассматривая меня пока я ужинала:

– Неужели ты ничего не скажешь?

И так улыбнулся хитро, что я кинула в него ложечкой. Поймав невидимым движением, он положил её рядом с собой и снова спросил:

– Ни одного упрека?

– Нет. У нас было два дня отпуска, я счастливо их провела.

Я смотрела в яркую синеву глаз и удивлялась сама себе – и где я этому научилась? Никогда не умела кокетничать, даже в молодости, а сейчас изображаю Амиру всякие удивительные картинки на лице, строю глазки, двигаю плечиком и бровкой. И счастлива всем телом под умильным взглядом грозного вождя, готового на всё ради этого женского кокетства, даже выслушать жесточайшую критику своих действий.

– Любимая жена, я глупый вождёк, недостойный твоего внимания, для меня величайшим счастьем является твоё присутствие рядом… дыхание в ночи, бархатная кожа твоего тела и блеск глаз… улыбка изумительных губ…