Маленький мальчик сидел на большом камне и плакал, а я не могла пробиться сквозь невидимую стену, чтобы подойти к нему и утешить. Я била по ней кулаком, кричала, звала его, а он не слышал меня, не поворачивался в мою сторону, только плакал, не утирая слёз. Кто-то тронул меня за плечо, обернувшись, увидела девочку, которая говорила мне, чтобы я жила. Она поманила меня пальчиком, и когда я наклонилась к ней, прошептала:

– Он может её спасти.

– Кто?

– Он.

Девочка улыбнулась грустной улыбкой и повторила:

– Он.

– Да кто же это?

– Ты знаешь.

Тёплой ладошкой она погладила меня по щеке, спокойно прошла сквозь невидимую стену и села на камень рядом с мальчиком. Они сидели такие худенькие и маленькие, сквозь тонкую ткань одежды были видны ребра и позвоночник, каждая косточка, и я с ужасом подумала – они голодают, им нечего есть.

Когда я проснулась, рядом со мной сидела Мари и горько плакала. Слёзы текли по её щекам, и она не утирала их, только высоко подняла голову и пыталась сдержать рыдания.

– Мари…

– Молчи, Рина, тебе нельзя говорить. Ты не берешь энергии, совсем ни у кого, все пробовали… отец тоже… тебе нужно беречь силы, мы придумаем что-нибудь…

Она отвернулась от меня и утёрла слезы, лихорадочно вздохнула.

– Мари, София жива?

– Да… мы пытаемся…

– Я должна её спасти.

– Нет… Рина, она сказала, что её жизнь… поэтому она и выжила, чтобы спасти тебя.

Слабость давила на меня всё сильнее, но я сжала губы и несколько раз глубоко вздохнула – организм, не смей, никаких обмороков, не та ситуация, мы потом Амиру это изобразим. И странным образом мне стало легче, видимо в надежде снова почувствовать энергию сильного тела Амира, организм поискал и использовал доселе потаённые запасы.

– Амир…

– Он пытался, но не получилось.

Мысли неслись в голове, но ничего не придумывалось. Кого я знаю, кто может спасти Софию? Именно знаю. Мари сказала, что пробовали все, значит, это кто-то, кто не пробовал помочь, но я его знаю. И кого я знаю? Лица мелькали перед глазами, но ни одно из них никак не обозначилось, и вдруг картинка когтей на стекле. Она никак не уходила, и я даже попыталась покачать головой, зачем мне эта картинка, почему когти… это рука Амира. Ну и…? Амир уже пытался, и ничего не получилось. Но рука так и осталась на стекле, я пыталась думать о чём-то другом, но картинка не уходила. Тимур! Как только я вспомнила имя, то сразу появилось лицо, и я поняла – да, именно он может помочь Софии. И как? Он же просто человек, обычный… нет, не совсем обычный.

– Мари, Тимур… Софии может помочь Тимур.

– Тимур?

– Мне так сказали дети во сне. И я. Мари, торопись!

Она вскочила, но сразу опять села на постель:

– Рина… нельзя, тебе нельзя…

– Можно… иди!

От собственного крика в голове опять вспыхнул фейерверк, и я потеряла сознание.

Дети стояли рядом и удивлённо рассматривали меня. Мальчик с опухшим от слёз носом, он время от времени утирал их узенькой ладошкой, прошепелявил:

– Шможешь, мы помозем… я ей шкажал…

Я иногда приходила в себя, видела странные лица, они меняли форму, вытягивались в узкую полоску, или превращались в абсолютно круглый шар с глазами, полными боли и страдания. Глаза были чёрными, иногда совершенно прозрачными, как стёклышко. Я пыталась понять, о чём говорят бесцветные губы, но длинные звуки одной тональности не складывались в слова.

Маленькие пальчики я почувствовала, они были как сосульки, ни намёка на тепло и жизнь, даже от моей ладони они не согрелись, только моя кожа покрылась изморозью. А другая рука оказалась в жёсткой очень горячей ладони, только коснувшись её, я выгнулась всем телом и закричала от боли, пронзившей все тело. Блаженная темнота никак не наступала, я уже не могла кричать, горло забилось раскаленными гвоздями, а тело превратилось в огненную статую, которая трескается и скоро превратится в пепел.