. В «простых» монокультурных обществах, в символической культуре которых объективная и субъективная реальности фактически совпадают, идентичность является мощным фактором социальной стабилизации. Но в современном поликультурном и стратифицированном обществе нарастает множественность как объективного, так и субъективного мира. Всеобщая рефлексия «открывает ящик Пандоры с “индивидуалистическим” выбором, который делается общей ситуацией»[172]. Как следствие, рефлексирующие люди оказываются потенциальными «предателями самих себя». Это «предательство» связано с готовностью раз за разом менять собственные «символические миры» и идентичности в настойчивых поисках чего-то «подлинного» в своей жизни («Есть смысл умирать человеком, вряд ли есть смысл умирать помощником управляющего в отделе женского трикотажа»[173]).

Проблема «символического предательства», возникающая в рефлексирующем обществе, заставляет усомниться в прочных основаниях самоидентификации: «Какое именно “Я” было предано в тот или иной момент времени?»[174]. Собственное социальное поведение начинает восприниматься человеком как ситуативная «роль», не вполне связанная с его подлинным «Я». Тем самым социокультурное пространство общества начинает «конструироваться» в совершенно разных направлениях, и единственным принципом, подлежащим «опривычиванию» и типизации, оказывается плюрализм. «Подобная ситуация плюрализма как реальностей, так и идентичностей все в большей мере типична для современного общества, – утверждают Бергер и Лукман. – Общество, в котором расходящиеся миры становятся общедоступными, как на рынке, содержит в себе особые сочетания субъективной реальности и идентичности. Растет общее сознание релятивности всех миров, включая и свой собственный, который теперь осознается скорее как один из миров, а не как Мир»[175].

Исследования Бергера и Лукмана стали своеобразным Рубиконом в развитии американской социальной мысли. Мировоззренческое кредо конструктивистов в наиболее радикальном варианте отразило синтез идей символического интеракционизма, историко-культурной антропологии и структурного функционализма. Конечно, все эти исследовательские направления не утрачивали свою методологическую специфику, но постепенно они образовывали единую парадигму анализа динамичных и плюралистичных по своей природе социальных форм. Характерная для них терминологическая сложность, подчеркнутая оригинальность понятийного ряда и витиеватая манера логических умозаключений также имели вполне определенный подтекст – подобная стилистика была призвана нарочито противопоставить новейшие социальные теории классическим детерминистским и релятивистским подходам. Как следствие, «неклассические» исследования с трудом завоевывали признание у широкой публики, в отличие от броских и метафоричных идей англоконформизма, социал-дарвинизма, классического культурного плюрализма. Но по своему духу они всецело соответствовали умонастроениям американского общества 1950–1960-х гг. Так, историк и журналист Макс Лернер отмечал во введении к своей знаменитой книге «Развитие цивилизации в Америке», опубликованной в 1957 г.: «Американцы начинают обращать все более пристальное внимание на самих себя и на свою цивилизацию… Но ни один американец не способен посмотреть на американскую цивилизацию отстраненным взглядом этнографа»[176]. Лернер называл и вполне очевидную причину таких умонастроений: «В течение четверти века американцы до неузнаваемости изменили семейные обычаи, демографическую ситуацию, городские окраины, систему энергоснабжения, промышленность, деятельность корпораций, профсоюзы, классовую стратификацию и средства массовой информации»