На разработку плана бегства ушло несколько суток. Четыре дня назад Уильям и Эллен придумали его и поняли, что все может получиться. Четыре дня они складывали одежду в запертые ящики, шили, покупали необходимое, прокладывали маршрут. Четыре дня готовились к шагу, который должен был повлиять на всю их жизнь. Однако сейчас она сократилась до этих четырех дней.

Уильям задул свечу.

В полной темноте они опустились на колени и помолились.

Потом поднялись и замерли, затаив дыхание.

Не поджидает ли их кто-то за дверью? Не увидит ли? Коттедж стоял позади дома Коллинзов, очень близко. Хозяин и хозяйка сейчас, наверное, крепко спят в своей постели.

Молодые люди, держась за руки, осторожно двинулись вперед, стараясь не шуметь. Уильям отпер дверь, распахнул ее и выглянул наружу. Никого – только листва деревьев шелестела на появившемся ветру. Вокруг тишина – Уильям невольно подумал о смерти[11]. И все же сделал жене знак выходить.

Испуганная Эллен расплакалась. Им не раз доводилось видеть, как людей выслеживали с ищейками, избивали, сжигали заживо[12]. Они видели охоту и погони за беглыми рабами и прекрасно понимали, что их может ожидать та же участь. Держась за руки, супруги двинулись вперед.

Каждому предстояло начать путь в одиночку – по Мейкону они должны двигаться порознь. Уильям пойдет кратчайшим путем и спрячется в поезде[13]. Если его узнают, опасность будет грозить обоим. Дорога Эллен еще сложнее, поскольку длиннее. Участь ее окажется печальной, даже если просто поймают. Хуже, если мастер Коллинз обнаружит, что любимая горничная его жены осмелилась прикинуться джентльменом. Он был человеком методичным и считал, что наказание должно соответствовать преступлению. Каким должно быть воспитание в этом случае, оставалось догадываться. Уильям приготовился к самой страшной мести.

Если хозяйка иногда и заступалась за любимую рабыню (и свою единокровную сестру), в этом случае на подобное рассчитывать не приходилось. Вряд ли ей понравилось бы видеть Эллен в мужских брюках, к тому же в хозяйских. Раньше Эллен удавалось избегать продажи, но не в этот раз. Самое меньшее, что им грозило, – разлучение после жестокой порки… Если они вообще выживут…

Эллен смолкла, целиком сосредоточившись на молитве. Она твердо верила, что сможет одержать победу и преодолеет каждый сантиметр из предстоящих километров. Она твердо верила в божественное провидение, в силу большую, чем у любого земного хозяина, каким ей предстояло притвориться. Затем вздохнула и решительно двинулась вперед.

– Идем, Уильям…

Дверь снова распахнулась, и они покинули дом, ступая тихо, как лучи лунного света по воде. Уильям запер дверь, положил тяжелые железные ключи в карман. Вдвоем они прокрались через двор, вышли на улицу перед домом спящих рабовладельцев. Сжав руки друг друга, они расстались. При следующей встрече (а они надеялись, что она обязательно состоится) пара будет играть роли хозяина и раба, чтобы в будущем вновь стать мужем и женой.

Уильям

Он знал, что нужно торопиться[14]. Поезд на Саванну отходил около семи часов, и впереди у него еще три часа темноты. Однако Мейкон просыпался рано.

Уильям работал официантом в гостинице, по утрам – краснодеревщиком, и ему отлично известны утренние ритмы города: горячие завтраки в гостиницах подавали до рассвета, носильщики таскали тяжелые чемоданы к поезду на Атланту, который отправлялся еще раньше. По всему городу кочевали чемоданы и шляпные коробки, саквояжи и пассажиры. Оживал и рынок: торговцы на повозках устремлялись к городской ратуше. Дом Коллинзов стоял на Малберри-стрит, в более тихой части города