Того хуже, если граф выживет и узнает о заговоре. Можно не сомневаться: туго придётся даже сэру Уильяму, не говоря уже о Василии Семёновиче и обо всех, кто подвернутся Фёдору Ивановичу под горячую руку. Скандал между Россией и Англией сделается неотвратимым, а этим не преминут воспользоваться французы: отношения Петербурга с Лондоном, даже не слишком прочные, для Парижа – кость в горле.

Конечно, можно бы найти в Европе профессионала, который сумеет убить Толстого и ускользнуть. Это получится очень нескоро, это получится очень дорого… И главное: кто сможет гарантировать, что с иностранным наёмником не случится то же, что и с местным? Вообще стоит ли наказывать убийцу Брэдшоу, ставя под угрозу хрупкий союз двух империй?

– Нет, – сказал Огонь-Догановский, – воля ваша, но по моему скромному разумению вариант с наёмным убийцей отпадает. Другое дело, если Толстой будет убит на дуэли…

– Именно эта мысль давно крутится у меня в голове, – снисходительно заметил сэр Уильям, – долго же вы до неё добирались!

Поляк пропустил колкость мимо ушей – и припечатал англичанина следующим рассуждением.

– К сожалению, в случае с дуэлью перспектив ещё меньше. В свои невеликие годы граф дрался множество раз на трёх или четырёх континентах. И до сих пор жив-здоров, чего не скажешь о большинстве его противников. Прошу простить великодушно, но если вы представляете себе дворянина, который согласится даже за большие деньги вызвать графа Толстого на дуэль, то я – нет.

Британский посол стукнул кулаком по подлокотнику кресла.

– То есть вы хотите сказать, что мы ничего не можем поделать и убийца Брэдшоу останется безнаказанным?!

Огонь-Догановский развёл руками и кивнул, но тут лицо его переменилось. Поляк улыбнулся – и сей же миг превратился в милейшего Василия Семёновича, которого знали и любили в свете.

– Есть только один человек, который нам нужен, – голос его зазвучал мягко. – Единственный, кто наверняка убьёт графа Толстого безо всяких нежелательных последствий. Этот человек – он сам!

Вечером того же дня кузены Толстые званы были князем NN и прикатили в особняк на самом Невском проспекте.

– Вот это я понимаю! – войдя в гостиную, Фёдор Иванович толкнул в бок Фёдора Петровича и указал ему на пожилого господина с красно-сизым цветущим носом. – Что, братец? Немало ещё попить придётся, покуда случится нам такая же награда!

Однако вскорости граф заметил, что господин этот отказывается от бокалов с вином, которые предлагали с подносов лакеи, а пьёт одну лишь воду.

– Да это самозванец! – вознегодовал Фёдор Иванович. – Как смеет он носить на лице признаки, им не заслуженные?!

Фёдор Петрович испугался, что кузен пожелает наказать господина за обман: тут и почтенный возраст не спас бы. Но, по счастью, скорого на расправу молодца уже отвлекли другие гости.

Ах, как не хватало Фёдору Ивановичу общества в годы странствий! И как он упивался теперь вниманием, которым дарила его блестящая петербургская публика…

…хотя, правду сказать, столичный свет вообще был для него предметом весьма новым и малопривычным.

Со многими Толстые могли поспорить своей знатностью. Но предки обоих Фёдоров изрядно потерпели от прежних государей: одни оказались сосланы, других лишили имущества… Старинный род Толстых обеднел. Мальчиков растили вдали от столицы, в поместьях, где жизнь была недорогой, вольготной – и смертельно скучной. Со временем их забирали из деревни и отдавали в военное обучение, чтобы за скудостью фамильных средств юноши самостоятельно пробивались по службе. Так и Фёдоры Толстые, подобно прочим родственникам своим, оказались в столице и попали в Морской кадетский корпус.