Но об этом я думала потом, много позже. В ту ночь я рыдала, прижимая сына к груди и молясь всем богам, чтобы мы выжили, а защита не подвела. Выбежать из дома? Нет, тогда бы меня потащили на костёр. Лучше задохнуться в едком дыму, чем заживо гореть, наблюдая, с какой жадностью на столь жестокую казнь смотрят люди. Самое страшное, я не была уверена, что, если выскочу, они не бросят сына в костёр вслед за мной.
Животные… Хотя… Я посмотрела на рычащего волка. Животные лучше. Их можно понять, ведь живут на инстинктах. В них нет жадности и жестокости, они не станут убивать ради развлечения.

Сколько прошло времени, когда шум вокруг дома стих и раздался крик? Жуткий такой, женский крик. За ним ещё один, мужской. А после на улице заголосили… Кто-то просил помощи, кто-то кричал, чтобы принесли воду. Я тихонько подошла к окну, но тут же отпрянула в испуге. Возле моей калитки бегали два человека, охваченные огнём. На них лили воду и кидали снег, но пламя не успокаивалось. Крики перешли в хрипы, а тела рухнули на землю, затихая навечно.
Спустя час люди разошлись, унося обгорелые тела. Я так и не вышла, испуганно затаившись. Сидела и пыталась понять, неужели люди неправильно обращались с факелами и подожгли сами себя?
Или это моё желание?
Неужели я убила этих людей? Неужели моя магия настолько вышла из-под контроля? Я ведь… Я ведь только готовлю с желаниями!
— Амелька, открывай! Открывай, говорю! — раздалось из-за двери.

Подняв гудящую голову, я посмотрела в окно. Уже рассвело, а я даже не заметила, всё сильнее погружаясь в мрачные мысли.
Встав с пола, я потянулась, разминая затёкшее тело.
Авелина… Надо открыть.
Отодвинув засов, я немного приоткрыла дверь. Авелина резко дернула её на себя, распахивая настежь. Так, что я увидела два тёмных пятна на земле и пепел…

— Так и знала, что сидишь сейчас и рыдаешь, — усмехнулась Авелина. — Так, почему так холодно? Дрова кончились? Ничего, сейчас затоплю. А ты иди мелкого корми. Не слышишь, что ли? Плачет вовсю, мамку требует. Иди, говорю!

Тёма?
Я словно очнулась ото сна. От дурного кошмара, который долгое время не выпускал из своих объятий. Что же это я… Разве сын виноват, что вот так произошло?
Артёмка уже покраснел от плача, а от пелёнок очень дурно пахло. Ох, милый! Я же даже помыть не могу, воды тёплой нет.
Пришлось кормить так, прижимая к груди тёплый комочек, который с жадностью терзал сосок.
— Прости меня, — прошептала я. Солёные капли упали на щёку малыша, заставляя его поморщиться. — Прости, крошка. Мама больше так не будет.

— Что ты там опять сырость развела? — послышался от дверей голос Авелины.
Женщина стояла в дверях и смотрела на меня с мягкой улыбкой. Словно ничего не произошло, словно мне всё приснилось.
Но я видела те пятна… Видела!
Подруга развела бурную деятельность. Растопила печь, принесла воды, принялась что-то готовить. Молча… Словно понимала, что я мало что сейчас могу сказать. Слёзы душили. Страх змеёй сжал сердце и не хотел отпускать. Даже дышать тяжело.

— Давай Тёмку помою, — Авелина забрала полусонного малыша и развернула пелёнки. — Эх, мать, ещё бы час, и потом мучилась бы с болячками. Смотри, вся попа красная. Ничего, сейчас травки заварю, ромашка быстро исправит. А ты оденься и иди за стол, хватит сидеть и рыдать. Ничего такого не произошло.

— Ты издеваешься? — тихо спросила, с недоумением глядя на женщину. — Двое человек погибли. Сгорели заживо!

— И жалеешь ты их сильно, да? — хмыкнула Авелина. — Себя и ребёнка ведь не жалко. То, что дом хотели сжечь, неважно тебе? А ты знала, что дверь бревном подпёрли, чтобы ты выйти не смогла? Себя спасти да сына? Жалеешь, добрая… А тебя не пожалели бы. Ничего, сейчас в себя придёшь, к старосте пойдём. Пусть Михей разбирается, что у него за безобразие творится.