Несмотря на все то, что происходило в моей жизни, отец продолжал оставаться для меня близким человеком. Именно он привил мне любовь к футболу. Заставил полюбить баню. Приучил перед каждым выходом из дома чистить обувь. Благодаря ему, я стал слушать Beatles, Deep Purple, Nazareth и Nautilus Pompilius. А еще я восхищался его воле. Устав от длительного запоя, он мог проснуться рано-рано утром, надеть на себя спортивный костюм, кроссовки и несколько часов бегать по стадиону. Вернувшись домой, Скорин-старший переодевался, брал дубовый веник и еще на несколько часов уходил в городскую баню. Трезвый и бодрый, отец в очередной раз начинал свою жизнь сначала…
Единственным человеком в школе, всегда встававшим на мою защиту, была Алла Ивановна – преподаватель русского языка и литературы, невысокая женщина с удивительно сильным характером. Это было даже тогда, когда стоял острый вопрос об отчислении меня из школы за драку с учеником из параллельного класса. Его фамилия была Гришин. Никто в школе не называл его по имени. Гришина старались обходить стороной все, в том числе, и я. Все потому, что он был единственным на параллели, кто не боялся бить в лицо. Все мальчишки боролись, «пинали» друг друга, били подзатыльники, а он сразу бил кулаком в лицо, разбивая нос, брови и губы всем, кто становился у него на пути. Он давно состоял на учете в детской комнате милиции, но это никаким образом не влияло на его поведение. И вот наступил день, когда я вынужден был заступиться за себя, даже перед страхом жестокой расправы. С его стороны в мой адрес прилетела шутка. Шутка касалась моих все еще перебинтованных и так долго заживающих кистей рук.
Уже не помню, как он оказался сверху, повалив меня на спину. В абсолютной ярости мой соперник продолжал хаотичными ударами прикладываться по моему лицу. Из моего носа и губ ручьем лилась кровь. Гришин же, не скрывая эйфории, продолжал «мочить» меня, упиваясь своим превосходством.
«Хватит!!! Не надо!!!» – закричал я, пытаясь закрыть руками свою голову.
Еще через несколько секунд его кто-то очень сильно дернул за пиджак, отбросив от меня на несколько метров. Моим спасителем оказалась директор школы.
В тот день меня сразу же отправили в медпункт, а после отпустили домой. Я бежал из школы в сторону дома, вытирая на бегу рукавом льющиеся из заплывших глаз горькие слезы. Было бесконечно стыдно и обидно за себя. Обидно не от того, что мое лицо было разбито и похоже на тыкву, а от того, что я сдался. Как сопливая девчонка, завопил «Не надо!!!» на виду у целого класса…
Утром следующего дня я уже стоял у доски перед одноклассниками и своим классным руководителем… Стоял с абсолютно потухшим взглядом и все еще остающимися в грязных бинтах, порезанными столовым ножом кистями рук.
– Ну, что будем делать, Скорин? – тревожно спросила Алла Ивановна. – Очередная драка…
Я молчал.
– Ты же неплохой мальчишка! Пойми, я больше не смогу закрывать глаза на подобные вещи, Савва!
В тебе как-будто живут два абсолютно разных человека, – продолжила она и, встав со стула, медленной походкой пошла в противоположный конец класса, держа в руках длинную указку.
Мои глаза неподвижно смотрели в пол. Да, меня мучила совесть. Но мучила не оттого, что я слышал сейчас, а оттого, что я наконец-то посмотрел на себя со стороны. Перед классом стоял самый бестолковый его ученик… ученик, которого совсем недавно исключили из секции плавания за непосещаемость… который по итогам четверти стал самым отстающим в классе… ученик, с которым уже давным-давно, не общались одноклассники, посмеиваясь над его дурацким внешним видом и каждый раз передразнивая его сэ..сэ..сэ..удорожную речь. И вот теперь еще эта драка, вопрос об отчислении из школы…