– Хватит, – процедил Камден, сделав шаг назад, от нее.

– Или, возможно, ты расскажешь о том, почему на допросе пытал меня не в полную силу? Притворялся на глазах у Мэйтланда. – Ифиана же наступала, не сбавляя натиска. – Расскажи о том, зачем пожертвовал своей кровью и ослабил себя темным ритуалом для спасения моей жизни. И о том, почему единственное, что ты позволяешь себе в ответ на все мои несвойственные пленнице действия, это окрик «закрой рот». Другой бы пытал за одно лишь грубое слово в свой адрес. Ты же волнуешься, как бы я не угодила в беду. Срываешься на Антеа, узнав, что она вовлекла меня в приготовление экспериментального зелья для спасения твоей жены.

Ифиана подступила к мужчине вплотную, из-за чего ей пришлось задрать голову, чтобы смотреть ему в глаза.

– Все эти намеки в словах каждого, кто меня окружает, – прошептала она, видя и чувствуя, как он уступает ее напору, как опускаются его плечи и смягчается взгляд. – Намеки о нашей с тобой связи. О том, что я забыла и что стерли из моей памяти. Расскажи мне об этом, Джейми.

От собственного имени, произнесенного ее губами, он побледнел, словно она его смертельно ранила, а затем медленно – с исступлением и болью – прикрыл веки. Сознавая, как близка к победе, Ифиана подняла подрагивающие ладони и обхватила ими его лицо. Пока еще кажущееся бесконечно чужим, но все равно притягательное.

Ифиана не испытывала отторжения или неприязни, прикасаясь к нему. Воздух в комнате сгустился от напряжения, звенящего как натянутая струна. Да, именно. Между ними словно бы протянулась невидимая нить, но пульсирующая осязаемой и мощной энергией, заряжающей собой пространство вокруг.

– Почему я ничего не помню? – мягко, почти ранимо прошептала она в сантиметрах от склоненного к ней мужского лица.

– Потому что ты сама этого захотела.

Обескураженная долгожданной правдой, Ифиана хотела было убрать ладони с его щек, но Джейми внезапно перехватил их и, удивив еще больше, поцеловал по очереди все пальцы на ее левой руке, задержавшись губами на безымянном. И тут же, осознав свою слабость, отпрянул. Повернулся спиной, дыша тяжело и сбивчиво, как после долгого изнурительного забега.

– Что между нами? – все еще пытаясь смириться с происходящим, пробормотала совершенно потерянная Ифиана.

Не поворачиваясь, он просипел:

– Давно уже ничего.

Затем сорвался с места и стремглав выскочил из спальни, оставив дверь распахнутой настежь. Какое-то время из коридора раздавались его удаляющиеся шаги, а после тишина. Задыхаясь от странного чувства, сдавившего грудь, Ифиана добралась до кровати и без сил опустилась на нее.

Глаза сами по себе отыскали стоящую на подоконнике вазу из зеленого фарфора, в которую слуги каждое утро ставили одни и те же цветы – маргаритки и амарант. Лилиана намекнула, что этот букет оставляют в ее комнате неспроста. Цветы говорят на своем языке. И эти говорили ей о преданности и неумирающей любви.

И наконец ключ открыл замок. Правда обрушилась на нее как снежная лавина, в один миг сорвавшаяся с вершины горы. Все это время истина была у нее перед глазами, а она попросту ее не замечала. Не смогла заметить, потому что сама не захотела помнить. По собственной воле позволила стереть это из своей памяти. Что случилось в ее прошлом?

Ифиана мучилась этим вопросом, пока ее не сморил сон. В нем она бесцельно брела по поросшей травой тропинке, вьющейся среди ночного леса. Воздух пах сыростью и хвоей, над головой светила луна. И она все шла и шла, не зная, куда направляется и что ищет. Шла, пока не выбралась на каменистый обрыв. Подойдя к самому краю, Ифиана с трепетом посмотрела вниз и увидела…