Я коротко кивнул дядьке, дошел до стоек и почтительно установил реликвию на полагающееся ей место.
– Как прошло? – безразличным тоном осведомился старый амадзин.
– Спокойно.
– Что долго-то так? Заблудился на ровном плато? – ох уж эти дворфские этикеты.
– Жилу малахитовую рассматривал, – как можно более безразлично выдал я.
– Так ты и с наваром? – Хларт стукнул меня по плечу, высшая похвала с его стороны, но сразу же недовольно добавил. – Это через пару дней твои дружки с кирками набегут. Сразу их предупреди, никаких ослов на моём посту, нагадят тут.
Примерный перевод этой фразы значил, что добытчикам можно будет останавливаться на посту на ночь и хранить руду, которую они добудут, тут же. За раз всю добычу на горбу не перетащишь, а никакая животина с копытами сюда в любом случае не доберётся, и дед это прекрасно понимает.
Любой выросший где-нибудь в редколесье человек после такой отповеди подумает, что ему тут не рады, а ведь на самом деле это чуть ли не радушное приглашение в гости. Вот так и живём.
– Передам, но у меня ещё сюрприз, – на радостях я даже решил подарить дядьке медный самородок, он тоже любит молотом постучать, а за разрешение ночевать на посту я с добытчиков все пятнадцать процентов доли вытребую, что там кусок меди. – Вот.
Вынул из мешка покрученную железяку и замер. При солнечном свете самородок вдруг показался застывшим куском серой ртути. Среди горцев лишь бессловесный ребёнок не узнает блеск переплавленного мирфила.
– Ух ты ё… – челюсть моя отвисла.
В моих руках целое состояние. В долине можно дворец отгрохать. Но для горцев мирфил имеет совсем другую цену. И измеряется она совеем не в монетах.
– Спрячь, – зашипел Хларт, озираясь по сторонам. – Иди за мной.
Я ступал вслед за дядькой, находясь в полном недоумении, погрузившись в свои мысли. Цвет вкраплений мирфила, что находят в некоторых жилах – тёмно-серый матовый. Блеск металл приобретает только после плавки. И плавить его можно только один раз. Если мирфил застыл перековать его невозможно. Даже лезвие точат, лишь пока оно раскалёно добела, иначе никак.
Мой самородок уже блестит, значит толку с него не будет, разве только для красоты на полку поставить. Зачем же эта напускная секретность?
Хларт завёл меня в пещерную кузню, закрыл брезентовую штору на входе, она тут вместо двери. Выглянул через проплавленную в брезенте дыру, нет ли кого поблизости и указал на наковальню.
– Клади.
Находка легонько звякнула, оказавшись на стальной наковальне. Хларт несколько раз обошел находку по кругу, внимательно присматриваясь. Я тем временем бездумно исследовал горн, чтобы отвлечься от роя мыслей, что атаковали голову, как разворошённый улей пчёл.
В пещерной кузне горн особенный. Тягу тут создают не только четыре мощных меха вокруг, но и система колодцев пробитых в скалах. Открывая и закрывая заслонки можно регулировать силу тяги, а значит и температуру в горне.
Сама топка, вообще, произведение искусства. Она спроектирована таким образом, что всё тепло концентрируется на заготовке. Это самый жаркий горн королевства. Тут даже решетка, на которую уголь кладут, из мирфила. Другие быстро перегорали, иногда даже изделие не удавалось довести до ума. После того как мастера запороли несколько заготовок, корона милостиво потратилась на мирфил.
Ковались тут исключительно клинки для родственников королевской семьи. В Квезе только они являются дворянами и имеют пожизненное денежное обеспечение, остальные просто граждане. Дворяне у нас рождены для развлечений и войны, остальная масса народу для работы. Даже баронов управляющих наделами из граждан назначают. Голубая кровь руки о бухгалтерские талмуды марать не желает.