Разговор о попугайчике происходил уже за столом. В центре стола была все та же курица, растерзанная наполовину, на скатерти валялись ее недожеванные куски, в одном из которых застрял верхний мост моей тещи. – Нетрудно было догадаться, кто из обедающих уже поперхнулся. «Кушай», – сказала мне теща-Таня, взяла со стола и протянула мне именно тот кусок, в котором застрял ее мост. «Если я брал куски пищи из рук своей любимой женщины, Гульсары, то как я могу не взять подобное из рук той, кто произвел эту женщину на свет» – подумал я и захрустел во рту Таниным объедком.

Я хрустел и думал: «Жены декабристов… А может быть это такая же красивая легенда, как та, что я выдумал о женах чиновников, когда шел домой после порки? Может на самом деле все было приземленней и прозаичней? Ну и пусть легенда! Красивая легенда помогает жить, дает силы отрываться от земли и устремляться ввысь! Красивая легенда полезней, чем сухая правда. У всех тех, кто корчился сегодня рядом со мной на столах, тоже есть красивая легенда о своей жене, легенда, которая дает им силы быть чиновником в этой параллельной Руси.

«Кстати, – сказала Гульсары, – я тут переспала кое с кем и тебя выдвигают депутатом. Там платят больше и порют реже. Завтра у тебя встреча с избирателями.»

Я шел на встречу с избирателями, а сам думал об адюльтере Гульсары. Что чувствовала она, изменяя мне, что думала в эту минуту, как невольно сравнивала с тем другим и в чью пользу было ее сравнение? Нестерпимую боль причиняли мне эти мысли, такую боль, что хотелось ее прервать даже ценой немедленного сокращения своей жизни. А главное, почему она с такой откровенностью рассказала мне обо всем? И вдруг этот последний вопрос открыл мне глаза, заставил по другому взглянуть на поступок своей жены. Я провел параллель. Что чувствует Гульсары, когда ложится в постель со мной? Она чувствует только вкус недоеденной курицы, куски которой застряли в зубах. О чем думает она в минуты близости? – Она думает о том, сколько еще осталось застрявших в зубах кусков и как их достать. Поэтому есть ли моей жене смысл скрывать факт, что она выковыривала курицу из зубов, находясь при этом с другим мужчиной? – Такого смысла нет. В этом случае была ли измена? – Нет, измены не было, потому что, находясь что в моих объятиях, что в объятиях другого мужчины, Гульсары всегда остается верна своей главной любви – вареной курице. В сущности что она сделала? Она, дожевывая аппетитные кусочки птицы рядом с другим мужчиной, устроила меня на престижнейшую работу. Депутат! Это тебе не хухры-мухры. Какая жена декабриста смогла бы такое? Может быть Мария Волконская? – Как бы не так! А моя смогла! Умничка! И я должен быть ее достоин. Поэтому следует взять себя в руки и думать не о мнимом адюльтере, а о том, что я буду говорить своим избирателям. Ведь у меня с ними встреча, а я к ней не готов. И я усилием воли повернул свою мысль в нужном направлении.

Вот сейчас избиратели начнут упрекать меня в том, что, став депутатом, я непременно буду воровать. Я мысленно составил ответный монолог: «Отнюдь! Отнюдь! – замашу руками. Я сделаю свою деятельность прозрачной, как пеньюар моей Гульсары». Это должно произвести впечатление, но вряд ли обеспечит победу. Меня будут попрекать дешевейшими обедами в Госдуме для депутатов. И тут же сочинил клятву, которую произнесу, положив руку на пенопластовое корытце с лапшой «Доширак»: «Клянусь брать с собой на обед одного представителя трудящихся масс нашего избирательного округа, причем, каждый день разного и делить с ним свой суп пополам, кормя с ложечки.». Я мысленно готовился к жесткой схватке, в которой предстояло отстоять свое право войти во власть, – в высшую власть. Я знал, что люди даже гибли за это право.