– Понимаю, понимаю. Только чем я-то помогу? Я Семёна давно уже не видела, он был нелюдим.

– Он часто уходил из дома?

– Редко, раз-другой в неделю. За продуктами, может. Я не слишком наблюдала за ним.

– Вот как? Соседи обычно всё друг про друга знают, – Павел постарался улыбнуться доброжелательно, но, похоже, не получилось.

Елизавета Петровна взглянула на него с хорошо скрытой нервозностью и наигранно весёлым прищуром.

– Я много времени провожу в саду и на огороде. Вечером в дом возвращаюсь и не могу знать, выходит он куда или нет. Чаще к нему приходили.

– И кто приходил?

– Ох, вряд ли кто-то неожиданный. – Елизавета Петровна налила себе чай из небольшого заварника. – Жена его бывшая, Ира. Буквально на прошлой неделе была. Ещё сестра приходила. Миша неоднократно, но не думаю, что они ссорились. А вот с Леной скандал был хороший.

– Который Миша?

– Который Мстислав.

Павел записал показания в блокнот и подчеркнул слова о том, что Елена виделась с братом на прошлой неделе. Возле её показаний поставил знак вопроса.

– Вы заметили что-нибудь необычное этой ночью?

И хотя на этот вопрос, как правило, все отвечали отрицательно, Елизавета Петровна на миг задумалась.

– Ночью я вдруг проснулась и услышала, как хлопнула входная дверь Семёнова дома. Потом кто-то прошёл по улице, а у него как раз такие ботинки есть, которые немножко стучат.

– Во сколько это было?

– Около часа, минут десять-пятнадцать второго.

Павел кивнул и снова записал показания.

– Что вы думаете о символизме убийства?

– Ах, символизм, – Елизавета Петровна покачала головой, но Павел мог поклясться, что в её глазах не было и тени осуждения. – Молитва, крылья, Семёна будто выставили ангелом. Молящийся грешник – что может быть порочнее и абсурднее?

– Я всегда думал, что грешники раскаиваются в молитвах.

– Он-то не раскаивался.

– Понятно. А можно осмотреть комнату, где вы спите?

Елизавета, казалось, удивилась такой просьбе, однако отказывать не стала. Она с заметным усилием поднялась со стула и провела Павла в дальнюю комнату – небольшую спальню, в которой располагалась кровать напротив небольшого окна, два высоких и узких шкафа, а между ними – стол, выполняющий роль подставки для горшков с цветами.

– Акониты, – отметил Павел, проведя рукой по алым бутонам.

– У многих они стоят. Как-никак, достояние Птицына.

На закрытой стеклом полке шкафа лежали лекарства – многие Павел знал, они были популярны у пожилых людей. От давления, боли в суставах и спине, что-то для глаз – стандартный набор.

На свободной стене, параллельной кровати, висели вполне обычные часы. Правда, цифры были очень маленькими – Павел сомневался, что пожилая женщина с плохим зрением сможет в полной темноте рассмотреть время.

– У вас спина болит?

– Да, давно уже. Что ж поделаешь, возраст.

– Понимаю. Моя бабушка такое же лекарство принимает. А вы телефон на ночь где оставляете?

– На кухне обычно. Всё-таки всякие волны от него идут, нехорошо в комнате класть. А что?

– Просто задаю вопросы, которые могут помочь следствию. Пока трудно строить теории.

Елизавета Петровна показалась Павлу напряжённой, но он не стал акцентировать на этом внимание. Попрощавшись, следователь покинул дом женщины и снова сел в машину с неприятным пониманием, что ехать к Ирине всё-таки надо.

Нет, он не ненавидел её. Птицын был маленьким городом, а Павел работал в нём следователем – этих двух фактов было достаточно, чтобы он знал большинство жителей. С некоторыми даже не был знаком, но пару раз рассматривал их личные дела. И информация об Ирине, как и отзывы людей о ней, Павлу решительно не нравились.