В пустующей с голубыми кафельными стенами курилке я встретил Гоблина.

Он сидел на корточках и жевал ватрушку.

– На жор пробило, – объяснил он, – похмелье припустило, организм калорию требует.

Доел, утёр губы кулаком, смял полиэтиленовую упаковку и спрятал в карман брюк – скрыл улики.

– Ну чё, сколько собрал? – закурил он.

– Две машины по две телеги. А ты?

– Пять, – небрежно ответил Гоблин.

Вошёл технолог. Лет тридцати, высокий, худощавый, с лёгкой щетиной и длинными костлявыми пальцами. Не обращая на нас внимания, он курил и громко разговаривал по телефону:

– …А ты пообедала, зая? Вот и умничка. А что кушала…?

Сделав пару смачных затяжек, технолог швырнул окурок мимо урны и вышел, продолжая трепаться по мобильному.

– Увольняться надо отсюда, к чертям собачьим. Надоело всё, – вполголоса проговорил Гоблин, подперев ладонью подбородок, меж пальцев дымилась сигарета. – Ни зарплаты нормальной, и за переработку по бороде пускают. Посцать без разрешения не сходишь…

Он ныл и порывался уволиться едва ли не каждую смену. Однако работал на хлебозаводе уже почти десять лет.

– Кузнецов! – окликнула Света, когда я вернулся на склад, – подойди-ка сюда!

Чуя неладное, приблизился.

– Эт чё такое? – она потрясла накладной перед моим носом.

– А что не так?

– Да всё не так. Горчичных батонов, вон, у тебя три лотка вместо двух. А бородинского вообще нет! Ты чё, совсем офонарел?! У тебя где глаза?! Походу, на жопе. Короче, штраф триста рублей.

– Сука, – прошипел я.

Развернулся и зашагал прочь.

– Чё там вякнул?! – услышал за спиной.

Вернулся с работы. До встречи с моей новой знакомой оставалось не так много времени.

Набрал ванную, вылил в воду колпачок с шампунем – сделал пену, как в детстве. Тёплая вода сняла усталость. Через полчаса вышел и подогрел в микроволновке вчерашние макароны с котлетой. Ближе к девяти стал собираться. Натянул джинсы, снял с плечиков белое поло.

– Опять хождения начались на ночь глядя, – бормотала мама, раскатывая скалкой тесто, – куда намылился?

– Да погулять, мам.

– Мне опять всю ночь не спать?

– Спи, кто тебе не даёт-то? – я бросил в рюкзак толстовку, влез в новенькие кеды и вышел из квартиры.

На «Бродвее» тусовалось человек двадцать. «Пионерия» расселась на лавочках и играла на гитаре «Три полоски». Ребята постарше пили водку на выложенной брусчаткой площадке Центра занятости.

В толпе я заметил Егора.

– Лёха, давай к нам! – крикнул он.

Я поднялся по частным ступенькам, поздоровался со всеми за руку. Гитаристку «Босяков» Соню по-дружески чмокнул в щеку. Егор бросил ревнивый взгляд.

– А вот и наш дзержинский Джонни Роттен, – похлопал меня по плечу здоровяк Артур Паровоз.

– Харэ стебать, – отмахнулся я. – Наливайте, камрады, а то уйду.

– Уходи, а то налью, – басовито рассмеялся Артур.

Мне вручили полстакана водки и полуторалитровую бутылку «Буратино». Я выпил. Немного приглушил мандраж. Закурил, оглянулся вокруг. Тани не было. Опаздывала, как и полагалось девушке на первом свидании. Я выпил ещё грамм пятьдесят и решил пока на этом притормозить.

В стороне, рядом с киосками, стояло человек пять. Судя по виду —левые скинхеды—антифашисты. На некоторых были в мелкую клетку кепки—жиганки и штаны милитари со свисающими красными подтяжками. Скины пили пиво из бутылок и о чём—то громко спорили. Один из них, увидев меня, приветливо махнул рукой. Я присмотрелся: это был Лось, мой бывший одноклассник.

Я кивнул в ответ.

И вот появилась она. В короткой, слегка расклешённой юбке с черно—белыми шашечками, в майке с жёлтым логотипом Nirvana и с кожаной сумкой – почтальонкой. Распущенные блестящие волосы осыпали худенькие плечи. На лице – ни намёка на косметику.