– Чё так?
– Озверин, ёптэть.
– Чего? – не понял Гоблин.
– Да на днях тут коммерса одного в парке ушатал. Бля, если бы пацаны вовремя не оттащили, наглухо бы уработал.
– За что хоть? – спросил Хромой.
– А я помню? – усмехнулся Вадик.
Он докурил и выстрелил окурком в сторону:
– А еще чё стрёмно-то, на мне условка незакрытая висит…
– Да уж, – сказал Гоблин и снисходительно глянул на меня, – ну а у тебя-то как дела, рокер?
В раздевалке переоделись в серую робу с вышитым на груди треугольным логотипом хлебозавода. Сунув в карман пачку сигарет и зажигалку, я оставил вещи на ободранной деревянной лавке. Бригадир обещал выделить мне шкафчик еще месяц назад.
Едва не вступив в пластиковую тарелку с крысиным ядом, вышел из раздевалки.
Покачивая рыхлыми бёдрами, мимо продефилировали фасовщицы в белых с жёлтыми пятнами халатах и с полиэтиленовыми шапочками на головах. Увидев меня, они громко рассмеялись.
Грузчики сидели на деревянных паллетах в закутке, в конце длинного коридора. Идти на склад они не торопились. Я приблизился к ним, присел рядом.
– Сегодня кто кладовщик? – спросил Вадик, щёлкая суставами пальцев.
– Светка, – разглядывал свои стоптанные кроссовки Хромой.
– С фига ли?! – возмутился Гоблин, – Иринкина же смена.
– На больничном она.
– Засада, – промычал Вадик. – Эта овца опять весь мозг нам вынесет.
На складе была суматоха. С грохотом толкали высокие, под два метра, хлебные тележки с деревянными лотками. Подъезжали машины. До отказа набитые лотки загружали в фургоны. Матерились нервные водители, размахивая накладными. Несколько «ночников» щелкали аппликаторами – пистолетами, спешно приклеивая этикетки со штрихкодами на упаковки с хлебной продукцией.
– Резче давайте! Вы тут до вечера ковыряться намерены?! – негодовала Света.
Кладовщице было около тридцати. Худощавая, мужиковатая, с острым носом и коротко стриженными мелированными волосами. Она жирно подводила глаза и носила в ушах несколько золотых колечек.
– А вы чё стоите, тормоза, мозги сношаете?! – рявкнула на нас, – работы нет?! Вон на столе гора бумаг!
Пронырливый Вадик успел схватить накладную с наименьшим количеством позиций. Гоблин тоже умыкнул «малую» накладную. А мне и Хромому достались талмуды на два с половиной листа. Хромой обречённо вздохнул и поскреб затылок.
Хитрость была в том, что нам было выгодно работать с небольшими накладными, ведь с ними мы разделывались гораздо быстрей. От количества собранных за смену машин зависела наша зарплата. А один подобный талмуд, который посчастливилось вытянуть мне и Хромому, мог занять больше двух часов.
Поставив автографы на бумагах, мы отправились собирать заказы. Едва не наехав на меня телегой, мимо прошла помощница кладовщика Алена, маленького роста, рыжая, с глуповатым выражением лица. Она слушала плеер и на ходу пританцовывала.
Прикусив накладную зубами, я колесил из одного бокса в другой, выполняя изнурительный хлебобулочный квест.
На третьем заказе у меня стало рябить в глазах. Несколько раз я, перепутав позиции, загрузил лоток не с теми буханками. Вдобавок, я чуть не проехался колесом тяжелой телеги себе по ноге.
Хотел улизнуть в курилку, но услышал раздражённый голос кладовщицы:
– Куда собрался?! Сначала заказ добей!
Пришлось вернуться.
Заехав в бокс с выпечкой, я обнаружил Вадика.
– Ух, блин, это ты, – испуганно обернулся он и продолжил рассовывать по карманам булочки, слоёные пирожки и прочие лакомства.
Наконец я собрал заказ. Получилось четыре полных телеги. Составил их в ряд, прижал лотком накладную и откатил к выходу.
Отправился в курилку. Кладовщица, сверяясь с накладной, стала придирчиво осматривать результаты моих трудов.