Во время песчаных бурь песок движется со скоростью более пятидесяти километров в час плотной высокой стеной, достигающей в длину пятисот километров. Песчаная пыль, подхваченная ветром, долетает до Европы, чтобы окрасить белоснежные вершины швейцарских Альп в персиковый цвет.

Все это поведал исследователям строгий проводник Агадес, потомок кочевников туарегов, когда они сидели у костра.

– Европейцы сравнивают Сахару с адом, где над негостеприимными бесплодными просторами витает дух бесконечного одиночества, – сказал Агадес, неотрывно глядя в темную даль. – А для туарегов Сахара – блистающий безжизненной красотой океан с острыми гребнями волн, упирающихся в небо. Воздух над раскаленным песком дрожит, делая окружающий пейзаж обманчивым и зыбким. Даже самый зоркий наблюдатель может запросто заблудиться. Но только не имошаг – ахагарские туареги – люди севера!

Агадес обвел всех долгим, пристальным взглядом, поправил бурнус, прикрыл лицо синей тканью, окрашенной нестойким индиго, и надолго замолчал.

В наступившей тишине было слышно потрескивание свечек бушмета – растений, не боящихся песчаных бурь и жаркого солнца, которые Агадес предусмотрительно прихватил с собой. Свечки были похожи на громадные коричневые кораллы. Сгорая, они источали приятный аромат, помогая не думать об опасностях, подстерегающих заночевавших в пустыне людей.

Вивьен с любопытством разглядывала гордого туарега, пытаясь заглянуть в его черные глаза, понять его загадочную душу. Но Агадес был больше похож на каменного идола, чем на живого человека из плоти и крови. Он не моргал, не шевелился и даже не дышал.

– Вот бы мне научиться отключаться от внешнего мира так, как он, – подумала Вивьен. – Интересно, в каких краях витает сейчас его душа, его сознание?

На лице Агадеса появилось подобие улыбки. Он звонко щелкнул языком, легко, точно взлетел, поднялся с земли и, сделав несколько шагов, растворился в чернильной ночи. Люди, сидящие у костра, испуганно переглянулись.

– Не бойтесь, – послышалось из темноты. – Я слушаю голоса пустыни.

Вивьен подняла голову и увидела, как на небе вспыхнула одинокая звезда. А через мгновение тишину нарушило мелодичное пение:

– Ме-ле-ло-ли-ля! – пел невидимый многоголосый хор.

Мужские и женские голоса то усиливались, то затихали, то звучали ровно и торжественно. Огонь на свечках бушмета плясал в такт дивной мелодии. В воздухе запахло ладаном.

– Похоже на пение церковного хора, – подумала Вивьен.

– Это поют Ангелы, – громко сказал Агадес, появляясь у костра. Его лицо было открыто, черные глаза так сияли, что Вивьен подумала: «А тот ли этот Агадес?»

Немногословный туарег не был больше похож на строгого потомка крестоносцев, которые отправившись в 1270 году с французским королем Людовиком IX в Тунис, затерялись в песках Сахары, стали предками аххагарских туарегов. Теперь он напоминал таинственного жителя Атлантиды – полубога, получеловека. Вивьен захотелось поверить в то, что предками туарегов были не крестоносцы, а атланты.

Агадес смотрел в небо и улыбался, беззвучно шевеля губами в такт мелодичному пению. Вивьен повернула голову и онемела от восторга. По темному небу, по дороге из звезд двигался длинный караван. Впереди всех на белоснежном верблюде ехала женщина в расшитых золотом одеждах. Огненные ее волосы, заплетенные в тугие косы, покрывала шелковая ткань цвета индиго. На голове сверкала, переливаясь всеми цветами радуги, бриллиантовая корона.

– Тин-Хинан, – прошептал Агадес, молитвенно сложив руки.

– Антини, – послышалось Вивьен.

Когда видение исчезло, оказалось, что кроме Вивьен и Агадеса никто его не видел.