Решив, что царица оглохла и ослепла от любви к сыну, Аман самоустранился, перестал бывать на половине царицы. У него появилось много свободного времени, которое он решил использовать для осуществления своего кровавого плана.

Главный визирь заманил Ифама на высокую гору и столкнул вниз. Чуть позже тело верного царского слуги нашел военный патруль. Рядом с телом лежал обломок стрелы и несколько орлиных перьев.

– Редкие трофеи, – разложив все это перед царицей, проговорил Аман. – Если царь узнает, кто убил его верного слугу, твоему народу не поздоровиться, – голос Амана был приторно нежным. – Ты ведь знаешь, как царь любил Ифама, как доверял ему, как…

– Что ты желаешь за молчание? – глянув на него исподлобья, спросила царица.

– Желаю стать воспитателем Самсона, – низко поклонившись, ответил он.

– Хорошо, – проговорила Лана ледяным голосом, забирая из рук визиря трофеи. – Ступай. Завтра после обеда мой сын будет ждать тебя.

Она оседлала коня и помчалась в горы. Вождь внимательно выслушал ее, повертел в руках стрелу, подбросил вверх перья и покачал головой.

– Этот злой человек обманул тебя, Лана. Наши люди не убивали слугу царя, – вождь поднялся, скрестил на груди руки. – Научи сына всему, что знаешь только ты. Возвращайся во дворец и ничего не бойся.

– Не бойся даже скорой смерти, ты забыл добавить, – проговорила Лана спокойным голосом. – Ты мне сказал, чтобы я не забывала, кто я. А ты, наверное, забыл, что я не просто царственная Лана, я – дочь вождя, умеющая жизнь читать по звездам, по дуновенью ветра, по росе и по перу орлиному, вонзившемуся возле ног стрелою… Не скрою. Я огорчена. Но… Я рождена была царицей быть, я ею стала. Теперь пора пришла мне вниз спуститься с пьедестала… на землю… в землю… в вечность, – она порывисто обняла вождя. – Прощай, отец. Надеюсь, ты Самсона не оставишь.

– Ни за что, – ответил вождь, прижав руку к груди.

Лана умчалась прочь. А вождь поднялся на вершину горы и долго безутешно плакал, стоя на коленях. Он не просил ничего у Всевышнего. Он просто лил горькие слезы, превратившиеся в стремительную горную реку.

– Река разлилась…

– Наводнение, – кричали люди.

– Река…

Разлив реки отсрочил день печали на три года. Самсон подрос. Ему исполнилось шесть лет. Он был смышлен не по годам. Прекрасно держался в седле. Умел слышать и различать звуки природы. Научился прятать мысли в чуланчик памяти, когда рядом были посторонние. Мама Лана учила его разным премудростям, о которых не подозревал даже царь Артаксеркс. Самсон звал маму ланью. Она смотрела на него с нежной грустью и говорила:

– Когда-нибудь, я настоящей ланью стану и убегу высоко в горы.

– Тогда мы с отцом пойдем разыскивать твои следы, – улыбался Самсон. – Ведь он не убежит с тобою в горы.

– Он не со мною убежит, а сразу же за мной отправится, ведь я – его царица. Нам друг без друга не прожить, мой свет, – целуя сына, отвечала Лана. – Когда-нибудь ты, Самсон, останешься совсем один. Но пусть тебя не огорчает это. Ты сильный мальчик, ты – Самсон! И ты не будешь плакать, обещай.

– Я обещаю, что никто из посторонних не увидит моих слез, – проговорил Самсон, расставляя ударения на каждом слове. – Обещаю.

– Достойный ответ, мой свет, – улыбнулась Лана. – Я за тебя спокойна, милый.

В день трагедии Самсон остался дома. Лана поручила ему разгадать сложнейший ребус. Он сидел, обхватив голову руками, и никак не мог понять, что значат все эти загадочные символы, разложенные перед ним. Когда на глаза Самсона навернулись непрошенные слезы, в комнату вошел визирь.

– Из-за чего ты слезы льешь? – закричал он, разбросав по комнате амулеты, разложенные Ланой. – К чему тебе вся эта ерунда? Немедленно предай огню свои игрушки.