По мере продвижения вглубь пещеры до слуха путешественников стали доноситься разные странные звуки, некоторые из которых могли показаться зловещими и при соответствующем воображении, характерном для людей творческих, даже серьёзно встревожить.

– А где киски? – вспомнила вдруг про стражей пещеры Лика и непроизвольно сжала руку Кирилла, шедшего рядом, – они ведь здесь живут, и детки у них тут где-то. Помните, как Илика рычала?

– Не волнуйтесь, – отреагировал Алон, – кошки остались дома.

Никто не знал, что значит дома, где это, но стало спокойней.

– Других хищников, кроме семейства Ирдика, здесь нет. Так, похоже, сложилось издревле, когда пещерных кошек ещё было много. Звери с поверхности боялись забираться в пещеры и запах кошек был для них всегда запахом опасности. И теперь, хоть кошек практически не стало, – мои, похоже, последние, – лесные звери по-прежнему сюда не заходят. Может, конечно, есть и другие причины, например, связанные с артефактами и создаваемыми ими полями, которые специально отпугивают хищников, как знать?

Новый зал, бывший следующим пунктом их экскурсии, оказался значительно меньше первого по размерам и почти без света. В центре возвышался большой белый или светло серый камень с плоским верхом. Но общее внимание и возгласы удивления вызвал не сам камень, тщательно обтесанный с четырех сторон, а вдруг ставший видимым, стоящий на нем небольшой вертикальный предмет, напоминающий кристалл, поблескивающий в неровном свете факела и лучах фонарей многочисленными оттенками красного.

Алон приподнял свой посох, на котором в темноте снова ярко светилась полоса вспыхивающих пиктограмм, и стал внимательно вглядываться в их таинственный танец. Было явно что-то необычное в поведении посоха, что привлекло внимание Алона и даже взволновало его, судя по тому, что он, не ответив на чей-то вопрос, быстро пошел к центру зала, держа посох перед собой на вытянутых руках. По мере приближения к кристаллу, кольцо на посохе разгоралось все ярче и в конце концов свет достиг такой силы, что уже не нужны стали фонари, а сам посох Алону пришлось поднять вверх, чтобы он не слепил глаза. Белая шевелюра Алона сияла и зал был теперь ярко освещен. Пьедестал с кристаллом в центре стал видим во всех деталях. Слабый шум, знакомыми волнами накатывавшийся на замерших под впечатлением от происходящего молодых людей, сначала был едва слышим, но вскоре стал сильнее и можно стало различить голоса древних: «Жить вместе…Жить вместе…Жить вместе…». Пение становилось все громче, и уже явно звучал хор, построенный на многоголосье, в котором различались не только мужские и женские голоса, но и высокие детские.

Боже мой! Это же хоровод. Они держаться за руки и идут вокруг центра! Вы видите? Шура! Андрей! – восторженно шептала Варенька, крутя головой и вытягивая шею, чтобы не терять из виду те или иные движущиеся фигуры древних за столпившимися свидетелями этого удивительного зрелища.

Алон, по-прежнему державший в поднятых вверх руках светящийся посох, был не менее удивлен и озадачен происходящим. Он также поворачивал голову, следя за действиями то взрослых персонажей, то детей, в том числе самых маленьких, с сосредоточенными чумазыми рожицами, старавшихся изо всех сил повторять движения и даже выражение лиц взрослых.

Неожиданно сцена стала буквально гаснуть. Свет начал слабеть а звук пропал, растворившись слабым эхом в наступающей темноте. Андрей, смотревший в это время на красный кристалл, увидел как тот стал опускаться и вскоре совсем исчез, погрузившись в камень.

Стало совсем темно и лишь на боковой грани камня-пьедестала ещё догорал слабый луч солнечного света, проникший сюда через маленькую щель где-то вверху, в каменном своде. Затем и он пропал, растворившись в ярком пучке электрического света. Фонарики вспыхивали один за другим, вновь разрушая темноту и восстанавливая только что утраченную сцену прошлого. Только теперь уже пустую, без симпатичных рожиц малышей и суровых лиц взрослых, сосредоточенных на занятии, явно не имевшем ничего общего с веселым развлечением.