Но, однажды, ранней весной, из города приехал его старинный друг Иван Телегин и привёз крохотный палевый комочек.
– Вот, Гаврила, на твоё семидесятилетие привёз тебе подарок, породистую с отличной родословной, московскую сторожевую овчарку. Расти и знай, это твой самый верный, самый бескорыстный друг, который, не раздумывая, отдаст за тебя свою жизнь. Вырастет и будет такой же большой и сильный, как его отец, и протянул старику фотографию гордого красавца, грудь которого была сплошь увешана многочисленными медалями. Их было так много, что хозяину пришлось соорудить нечто вроде фартучка и разместить на нём награды породистой собаки. Ежели захочешь, – продолжал Иван, – через год-полтора твой новый друг, также, как его отец, начнёт побеждать на самых престижных выставках и будет гордостью подмосковного собаководства.
Старик взял на руки щенка, и тот доверчиво уткнулся ему в тёплую подмышку. Затем нашёл небольшую коробочку, устелил её мягкими тряпками и, уложив щенка, сказал: «Тут твоё место, спи». Но не тут-то было, щенок тыкался по углам коробки, жалобно скулил и даже несколько раз всплакнул.
– Получил подарок, вот и наньчися с ним, – заворчала старуха, – вишь, материнскую титьку ищет.
Старик пошарил в старинном комоде и нашёл там чудом сохранившуюся от внука маленькую бутылочку с детской соской. Затем, налив в неё молока и подхватив на руки щенка, стал ходить с ним по избе.
– Совсем из ума выжил, собаку нянчит, точно малое дитя, – ворчала старуха, – ты ещё спать уложи его с собой.
– И уложу, не вишь што ли по материнскому теплу больно скучает, – огрызнулся старик.
Щенок рос не по дням, а по часам, и, чуточку повзрослев, стал проявлять свой характер в том, что от всех дичился и признавал только старика. Потому и назвал старик его Диком, что значит дикий. Через два месяца Дик стал вполне самостоятельным, он с увлечением гонялся во дворе за курами, подкрадывался к гусям, но те в обиду себя не давали и больно щипали его. Поздно вечером, дождавшись, когда старик засыпал, он тихонько взбирался на его кровать и укладывался в ногах. Иногда он внезапно просыпался, вскакивал и, оглядев комнату, звонко тявкнув, снова ложился на тёплую постель. Через год, некогда крохотный палевый клубочек, превратился в огромного, умного и преданного друга с полуслова понимающего своего хозяина.
К этому времени в деревне стали происходить странные вещи – вдруг ни с того ни с сего на окраине деревни стали загораться старые, заколоченные, покинутые хозяевами, дома. Старухи, из тех, что остались в деревне, всполошились, и, сообразив, что никто кроме старика с его громадной овчаркой не защитит их от злодеев, уговорили его по ночам охранять деревню. Так бывший свинарь стал сторожем. По ночам он с Диком несколько раз обходил деревню и, не обнаружив никого, перед рассветом шёл домой. С этих пор пожары прекратились, а по весне к ним зачастили незваные гости из Москвы. Сначала они предлагали скупить все пустующие дома, и, не получив согласия, стали размечать и нарезать земельные участки на пойменном лугу, что некогда служил пастбищем для деревенской скотины. В начале лета началось бурное строительство огромных коттеджей, в два и более этажа, с пристройками и теплицами. К зиме, на огороженном бетонным забором лугу, точно из-под земли, выросли двадцать семь современных элитных дома. Теперь уже новые хозяева стали нанимать старика для охраны их дорогой собственности.
– Вот ведь, как получается, одни из деревни, другие, наоборот, к земле потянулись. Получилось два людских потока – один поток из голодной деревни с пустой котомкой, в сытый город, другой поток с большой мошной, из зачумлённого города на свежий воздух потянулся, – обходя, вместе с Диком, новый дачный посёлок, рассуждал старик. – Только странно получается, не пересекаются они, каждый течёт сам по себе, не смешиваются они, а значит, в реку не сольются. Вот и выходит нищая деревня никому, кроме нас, стариков, не нужна.