На картах последней войны.
Вы живы! Далёкое – близко
И память живая светла.
На страже стоят обелиски,
В них нету ни злобы, ни зла.
Покой, тишина среди сосен. .
Преддверием чёрных полос
Угрозы, что ветер доносит
Как новое время для слёз.
Нам стойкость ещё пригодится,
Не славя ни хищи, ни лжи,
Умрём, как твои пехотинцы,
Упав у последней межи.
Базар в дни войны
Из сердца, из памяти ложкой
Черпай! – мне не жаль ничего.
Морошка! – отдам за картошку!
Купите, купите её!
Голодный. Он ест понемножку.
Еда! Этот сказ про неё:
На углях вкуснее картошка,
В мундире сытнее всего.
А сахар и хлебные крошки
в махорке, в мякине трухи!.
Однажды сменяли серёжки
На склянку, где были духи.
Но в год урожайный роскошно
Надеждой сияет жильё.
Картошка! отдам за серёжки!
Купите, купите её!.
Александр Точнов
Война
Боец не стар был и не молод —
Два ордена, звезда одна.
Забрал родных блокадный голод,
Оружие дала война.
В огне пылало Бологое.
Бомбили немцы всё кругом.
В руинах и село родное,
Где раньше бегал босиком.
Сжал кулаки солдат до хруста.
Не соль невыплаканных слёз,
Не боль, не горестные чувства,
А месть к Рейхстагу он пронёс.
На вольном просторе
Порывистый ветер на вольном просторе
Прогнал непогоду с прибрежья долой.
Сюда, где встречаются суша и море,
Спешат перелётные птицы домой.
Летят в свежем бризе без запаха гнили,
Над грозным обрывом скалистой стены.
А землю зимою для птиц сохранили
Отважные люди, что здесь рождены.
Простые, совсем небогатого рода,
Но честь в благородстве осанки узри.
Им быт и повадки диктует природа:
Всяк воин снаружи, мыслитель – внутри.
Народ охраняет бескрайние дали,
Где пращуры жили средь местных богов.
Врагу ни воды, ни земли не отдали,
Как вольные птицы, живут без оков.
Борис Ольхов
Окончил МЭИ, кандидат технических наук, автор четырёх поэтических сборников. Публиковался в альманахах ЛИТО Центрального дома учёных РАН, «Муза», «Антология лирической поэзии», «Мужи и музы».
Была война…
Военное детство
Военное детство безумно далёко,
Но цепкая память надёжно хранит:
На весь переулок разбитые стёкла,
В осколочных ранах асфальт и гранит.
Сирена – тревога – в убежище, быстро!
Упал на «Вахтангова» первый фугас.
На крыше – песком по сверкающим искрам;
Огонь, разгоравшийся было, погас.
В убежище тесно. Оглядки с опаской.
Детишки – не видно ни щёчек, ни глаз:
Какой-то сюрреалистической маской
С морщинистым хоботом противогаз.
Задраены шторы на каждом из окон.
На стёклах – наклейки бумажных крестов.
Глядящее в небо прожектора око.
Зенитки на каменных арках мостов.
Так было. Был повод для страхов, сомнений,
Но знали: погонят захватчиков прочь.
И сняли с окон черноту затемнений,
И звёздною стала московская ночь.
Росла и растёт череда поколений,
Смотрящих в былое глазами кино.
Хранит человеческой памяти Гений
Весь ужас войны, отгремевшей давно.
Синеглазка. 1942 г
Бушует перрон возбуждённой толпой,
Как пеной волны океанский прибой.
Корзина, рюкзак, чемоданчик, мешок,
Кастрюля, ведёрко, бочонок, горшок,
Гитара, гармоника, аккордеон,
«Пусти! Дай дорогу!», «Пошёл ты…!», «Пардон».
Фуражка, ушанка, пилотка, платок,
Водяра, пивко, молоко, кипяток,
Сухарь, полбуханки, тушёнка, яйцо,
Мордашка, башка, образина, лицо,
Шинель, телогрейка, фуфайка, тулуп.
Кто умный не в меру, кто попросту глуп.
Вдруг в конце перрона из дверей вокзала
Появилась девушка с синими глазами,
Синими, как небо, синими, как море,
И на миг забылись горести и горе.
Девушка-блондинка в лёгком летнем платье.
Все друг другу стали, как родные братья.
И все расступились в молчанье немом.
Стояли, глазели с разинутым ртом.
А девушка шла – словно ангел летел —
В проходе шеренгами замерших тел.
И шла она, голову гордо подняв,