И если, скажем, после ухода из КГБ я мог выбрать какую-то более или менее престижную работу, то тут я понял, что мне выбирать особо не приходится. И мне уже было совершенно все равно. Это был конец восемьдесят пятого года, если вы помните, это был очень жестокий режим относительно алкогольных напитков, уже был «сухой закон» Горбачева, когда магазины все работали только ограниченно, водки было не купить и так далее. Я подумал, что человек, у которого два высших образования, который закончил службу в звании капитана КГБ, у которого была семья, приличная история и все прочее, что самое подходящее место для такого человека – это пойти в дворники. И я пошел работать дворником. Мне казалось, что тут-то я уж смогу пить сколько хочу, здесь меня никто контролировать не может и никогда в жизни не уволит.

– Еще в котельную можно….

– Про котельную я как-то не подумал… А дворник – утром снег уберу, двор подмету, хочу – выпиваю, хочу – не выпиваю. Домой прихожу, что хочу, то и делаю, сам себе хозяин. Шел конец восемьдесят пятого, наступал восемьдесят шестой, начиналась перестройка. К тому времени я уже положил партбилет на стол. Я перестал платить взносы, и ко мне приехал первый секретарь райкома партии, домой. И когда я сказал: «Идите вы со своей партией куда подальше», тут же стоял на кухне отец. Он возмутился: «Как ты смеешь нашу партию!..» – и так далее, и так далее… Я настолько разозлился, настолько мне хотелось выпить, что снял с себя кроссовки, запустил ими в стекло на кухне и убежал из дома.

Таким образом, мои отношения с КПСС закончились еще в восемьдесят пятом году. Так что я был к тому времени совершенно свободным человеком. Дворник – вот где мне самое место, где я просто замечательно себя буду чувствовать, а если взять два участка, то, значит, и зарплата будет сто сорок рублей, это же вообще бешеные деньги! Когда я вышел из больницы, после КГБ, и вернулся домой, первое, что я увидел, – а жили мы у жены, родители умерли, оставили нам двухкомнатную квартиру, – так вот, первое, что я увидел, – это чужие мужские тапочки. Она сказала, мол, ты пил-гулял все эти годы, я столько за тебя боролась, все безуспешно, а теперь все, давай расставаться, я встретила и полюбила другого человека, извини, есть такой Петя, он директор овощного магазина, а ты теперь никто. Ты раньше был переводчиком в КГБ, у тебя была перспектива поехать за границу, а теперь все это закончилось, и зачем мне с тобой жить? И подала на развод.

Я оставался один недолго, буквально через два или три месяца я сошелся с одной своей приятельницей и переехал к ней жить.

– А Пете морду набить?

– Я не так воспитан, и я очень переживал. Но потом встреча с Натальей, которая работала врачом на «скорой помощи», все это нивелировала и как-то…

– Она, наверное, как врач, все понимала?

– Вы знаете, она не понимала! Потому что, когда я пришел, я был трезвый и два или три месяца не пил. А потом у меня начались уже не выпивки, потому что просто выпить я не мог, да и она этого не поощряла, у меня начинались запои. Мы с ней прожили пять лет, с восемьдесят пятого по девяностый, и вся наша жизнь была разделена так: три-четыре месяца я не пью, все нормально, все хорошо, и у нас с ней отношения замечательные. Потом у меня начинается запой, я укладываюсь в больницу на три-четыре месяца, она ко мне не ходит, никто меня не навещает, я лечусь.

И вот начались мои скитания по этим наркологическим больницам. Я как-то тут сел и подсчитал, что с восемьдесят пятого по девяностый год я четырнадцать раз находился в психиатрических больницах. Из них три раза «на ЗИЛе».