Теперь нужно снова послушать разговор, скоро ко мне обратятся.

– Я бы выбирал активный отдых. Велосезон ещё не закрыт! – звучит бодрый голос справа. Я смотрю на его светлые волосы, на гладко выбритый подбородок, на мощные скулы, под которыми часто ходят бугры, когда он не улыбается. Я смотрю куда угодно, только не в глаза.

Никита – правильный парень. Тот самый "сын маминой подруги", которого всегда ставят в пример в классических семьях. Даже Алия Вадимовна не лезет к нему с советами, хотя она старается залезть везде, где дотянется. Никиту она только хвалит и ободряет.

Никита не лезет расписать мою жизнь по полочкам, выяснить, что я за человек. Он вообще редко обращает на меня внимание, будто я ещё один пустой стол в нашем кабинете. Если бы Алия Вадимовна не твердила моё исковерканное имя по десятку раз в день, я уверена, он бы его и не помнил. Такие, как Никита, никогда не смотрят на меня.

Но я стараюсь смотреть, когда он говорит. Может показаться, что я делаю это из вежливости, но, на самом деле, я просто не выделяюсь. Принято смотреть на говорящего, и, если я не буду этого делать, рано или поздно, ко мне возникнут вопросы. Или того хуже – ненужные подозрения.

– Здоровый образ жизни – залог долголетия, – радостно выдаёт банальность Алия Вадимовна. Потом достаёт крохотное красное зеркало и долго поправляет идеальную причёску – пышный каштановый пучок. Она выглядит на все свои сорок с хвостиком, и кладёт на лицо такую тонну штукатурки, что даже со своего места я чувствую запах её косметики. Он перебивает приторно сладкие духи.

Тут я тихо охаю, проводя рукой по волосам, потому что понимаю, что опять забыла расчесаться. У меня длинные, немного вьющиеся волосы, и без расчёски они похожи на воронье гнездо. Пару лет назад я попробовала постричь их ножницами, но, судя по всему, вышло ужасно. Алия Вадимовна несколько дней пыталась записать меня к "своему мастеру", и с тех пор я зареклась трогать волосы. Пусть делают, что хотят, лишь бы не привлекали лишнего внимания. Их нужно просто расчёсывать и мыть.

К сожалению, моё замешательство не остаётся без комментариев. Алия Вадимовна снисходительно протягивает мне расчёску – чистую, запасную, которая хранится в ящике стола – и улыбается, кивая на дверь. Будто мой внешний вид – ещё одна зона её ответственности. Она начальница нашего отдела, и следит буквально за всем.

За всем, кроме Максима. Ему позволительно приходить на работу взъерошенным, иногда небритым, в неглаженной клетчатой рубашке. Хотя чаще он выбирает чёрные футболки и свитера. Мне кажется, они ему идут. У него чёрные волосы и серые глаза, и, когда никто не видит, я тайком разглядываю его. Не знаю, почему, но это лицо приковывает моё внимание. Это лицо хочет казаться строгим и нелюдимым, и я жалею, что у меня не такое. Но в те моменты, когда он зависает над пустым листом, я вижу совершенно другое – гладкое и умиротворённое. Будто он сидит у безмятежного озера, по которому расходится рябь лёгкого дождя, и мечтательно смотрит в даль.

Я не знаю этого человека и, думаю, никогда не узнаю. Но мне интересно, о чём он может думать в такие моменты. В них он особенно напоминает мне Саймона Тэма, доктора из сериала "Светлячок", который я обожала в детстве. Но вряд ли Максим прячется от Альянса на пиратском корабле или в нашей конторе. Не всем так "повезло" с тараканами в голове, как мне.

Максим наш единственный сисадмин и технически подчиняется только генеральному. Поэтому к нему не лезут – никто не разбирается в его работе.

Я встаю, натягиваю вежливо-неловкую улыбку, когда беру протянутую мне расчёску, и чуть ли не бегом иду в уборную. По дороге снова случайно смотрю на Максима – сейчас он точно работает, и выглядит недовольным. Потом кабинет скрывается за дверью, я оказываюсь одна в длинном коридоре.