Потом приходили открытки на Новый год и 8 Марта…

Тем временем завечерело и захотелось есть, но не хотелось готовить.

Алиса неуверенно открыла холодильник в безотчетной надежде увидеть в нем хоть что-нибудь не опостылевшее. В ее холодильнике все бесконечно надоело, и никакие ухищрения с покупками полуфабрикатов из новых мест или готовка по новым рецептам никак не помогали. Алиса съедала все без аппетита, должно быть, из боязни умереть от голода во сне. Так случилось и сейчас: кубики кускуса с кoричневыми пастилками тушеного тофу были разогреты в микроволновой печке и теперь медленно запивались теплым и пахучим, как южная любовь, соком манго. Алиса жалела себя в такие минуты, и только думы про детей и взрослых из стран третьего мира заставляли ее глотать. Сегодня, правда, было немного легче – она размышляла о предстоящей поездке: кого назначить дежурным по квартире и животным, а кого взять с собой. Мысль про Сергея как неподходящего кандидата для поездки не умерла в одночасье, а мутировала полудюжиной других имен.

Расставшись с мужем, она так и не стала одинокой. Слух о ее немедленной вакантности прокатился со скоростью цунами.

Первым вестником был еврей Матвей из 3-й парадной. Mежду ними было собачно-шапочное знакомство и раньше, но дальше весенней чумки и Юканубы классик разговоры не заходили, а тут вот раздался звонок в дверь, и она получила официальное приглашение пойти с собаками к океану. Алиса подумала тогда, что до океана ее собака может просто не дойти, но предложение приняла.

Матвей жил один с доберманом-пинчером, которого завел через несколько месяцев после ухода от него жены, и сам шутил на эту тему – мол, собака ему по характеру очень напоминает ушедшую жену, но значительно меньше ест, чистоплотна и не говорит часами по телефону. Матвей линчевал себя подобными шутками в кругу собачников, и все они невесело смеялись.

С Алисой он так не шутил, а завел с ней разговор о ее бывшей среде обитания – об эстрадках русских кабачков. Она слушала его с недоверием – ждала розыгрыша, но он был серьезен. Через пару недель он пригласил ее поплавать в местный спортклуб и на шашлыки в «Обжору» под новым менеджментом на Кингс Хайвэй.

Они проводили вместе время, но оба понимали, что хотели бы видеть и чувствовать от партнера больше и нечто иное. Алису в определенной степени такие отношения устраивали: Матвей был рослым, интересным мужчиной с грустной улыбкой на рисованных семитских губах. Одно его присутствие рядом делало ее жизнь значительно легче.

Иногда после нескольких стаканов вина они миловались, но в голове ее звучал голос популярного в тот год поэта: «Любимая, да так целуют знамя…».

Иногда милования переходили в субботники на Матвеевой территории. Алиса приносила свою собаку, коробку любимых конфет и носки для сна. Все остальное было Матвеево.

Он старался быть хорошим хозяином: строгал сыры и колбасы на закуску и готовил одноблюдные экзотические обеды. Потом они открывали вторую бутылку вина и усаживались тесно перед видеоплеером смотреть свеженькое кинишко. Их сближало то, что оба были интерактивными зрителями – все обсуждалось по ходу дела и комментировалось довольно ядовито. Алиса однажды поймала себя на мысли, что такой ядовитой сучкой она не была с девятого класса. Должно быть, не перед кем было выпендриваться во весь рост для достойной оценки, а Матвей, случалось, звучал записным злодеем. Благодаря комментариям со всех фильмов снималась стружка, и все они превращались в лирические комедии.

Если вино в бутылке кончалось раньше фильма, то они, не сговариваясь, начинали раздеваться и выключали звук. Матвеева собака признала в Алисе достойную женщину с самого начала, но все равно с подозрением следила, когда та выкидывала из постели хозяина предметы своего туалета – должно быть, волновалась за хозяина. Поскольку между ними не было всесокрушающей страсти, любовный процесс скорее выглядел ритуалом, начинавшимся с массажа ладоней. Ах, как Алисе бывало хорошо! Матвей сопровождал массаж рассказами. Иногда он мурлыкал что-нибудь из оперетты и никогда не останавливался сам. Когда Алиса оказывалась готовой к следующей сцене, она ловко затягивала его под одеяло и выбирала подходящий по настроению приемчик или позицию.